Соправитель
Шрифт:
Подобные действия Степана Федоровича были на руку нашему плану, так как генерал-аншеф старался всячески приукрасить угрозу, которую он собирался героически ликвидировать. Ну, не толпу же мужиков, в самом деле, он поскакал громить. Именно что поскакал, так как весьма тучный Апраксин взлез-таки на коня и даже шпагой указал направление. Видимо, сильно укололо Степана Федоровича Апраксина то, что во время войны он ни разу не появился на театре военных действий. Ну, и покрасоваться перед императорским двором было нужно.
Императрице становилось все хуже, но она не уходила в спальню,
В ситуации, когда Елизавете явно становится плохо, ибо уже и бледна и за грудь держится, уехать из Петергофа не решался никто, напротив, люди прибывали. Элита понимала, что тут и сейчас будут свершаться некие важные события, и они не должны своего упустить.
Канцлер решил сыграть свою игру, быть рядом с Елизаветой, но возвысить наследника, письмо которому отправил немедля. Алексей Петрович переговорил с медиком Павлом Захаровичем Кондоиди, и тот уверял канцлера, что нужно готовиться к худшему, ибо апоплексический удар неизбежен и воспрепятствовать ему не дает сама же государыня, которой срочно требуется покой.
Елизавету удалось все же уговорить пойти в спальню и отдаться полностью на волю медикусов. Когда уже успокоившаяся от употребления настоек государыня решила поспать, пришли наиболее ужасные для Елизаветы вести — убит Иоанн Антонович, тот самый мальчик, которого она свергла с престола. Именно этот невинный младенец, которого Елизавета поклялась не убивать перед Богом был ее крестом, ее грехом, который более остальных довлел в сознании женщины. Она ездила регулярно в Холмогоры, где были в заточении оставшиеся в живых члены Брауншвейского семейства, стояла на коленях на паперти, молила Бога о всепрощении. И тут мальчика десяти лет отроду убивают.
Елизавету вырвало, котом она закатила глаза и, держась рукой за грудь, которая неимоверно разболелась, упала. Присутствующие медикусы разводили руками, когда молодой Антон Иванович Кашин стал делать непрямой массаж сердца. Женщина захрипела и на короткий срок пришла в себя. Непрямой массаж сердца!
И Кашин спас Елизавету. Сейчас же передо мной была уже не та блистательная императрица, а больная женщина. Если она все же и выдюжит пережить сегодняшний день, то останется инвалидом. Это я видел и немного знал, ибо у матери знакомого из прошлой жизни приключилось такое же несчастье. Елизавета пережила левосторонний инсульт. Перекошенное лицо, вероятнее всего будут отказывать конечности. Но что еще важнее для правительницы — поражение мозга. Возможны и галлюцинации, нарушение памяти, потеря в пространстве, отсутствие логического мышления и еще немало чего, что не может способствовать хоть какому правлению императрицы.
— Где Вы научились делать непрямой массаж сердца? — спросил я у медикуса.
Я уже не верил в то, что рядом
— Ваше Высочество, простите великодушно, но… — стушевался Кашин.
— Антон Иванович, а Вы с Михаилом Васильевичем Ломоносовым знакомы? — меня посетила догадка.
Медикус встрепенулся, захлопал глазами, но продолжал молчать.
Такое поведение полностью подтвердило мои подозрения. Ломоносов решил-таки продвинуть Россию и в области медицины. В тех записях, что я ему давал, было упоминание и про непрямой массаж сердца, и про искусственное дыхание — выложил все, что знал. Вот же, Михаил Васильевич, тот еще конспиратор! Так застращал парня, что тот даже мне, наследнику, считай «исполняющему обязанности императора», признаться не может.
— Ладно, Антон Иванович, не буду стращать Вас, но, надеюсь, Вы осознаете, насколько Ваш опыт важен и сколько жизней может спасти, — я посмотрел на преисполненного важностью Кашина. — Вот-вот! Гордитесь собой и учите иных медикусов.
— Конечно, Ваше Высочество, — четко, словно офицер на плацу, сказал Кашин.
— Подлечите Ее Императорское Величество — и нам с Вами нужно поработать. Слово «прививка» Вас не пугает? — спросил я о том, что уже созрело и перезрело, но при здравомыслящей Елизавете вряд ли было осуществимо.
— Никак нет, Ваше Высочество, не пугает. Такие опыты уже проводились в Европе и Османской империи, — ответил будущий главный специалист по изготовлению и распространению вакцины от оспы.
— Не только в Европе, в Индии, Китае, вы правы, османы также неудачно пробовали прививаться. Мы обязательно об этом поговорим и подумаем, что можно сделать, — я посмотрел в сторону только что прохрипевшей Елизаветы. — А сейчас расскажите мне, какие прогнозы по выздоровлению императрицы.
— Таких случаев, Ваше Высочество, когда выживали при столь сильном апоплексическом ударе, немного. Не могу дать ни единого прогноза. По моим наблюдениям, у Ее Величества отказали правые нога и рука, произошло искривление лица. Насчет иного не могу сказать, прошу меня извинить, — высказался медикус.
— Наблюдайте, Вам мешать никто не станет, я позабочусь. Если Елизавета Петровна переживет сегодняшнюю ночь, я дам Вам сто тысяч рублей лично и еще сто тысяч для организации своей больницы, — сказал я и собирался подойти к тетушке, чтобы взять ее за руку и сказать правильные слова, но мне этого не дали сделать.
— Ты, это ты его убил! Где мой муж? Он так же застрелен, как и Александр? — кричала разъяренная Марфа Шувалова в приоткрытую дверь.
Даже пять казаков не могли остановить помешавшуюся рассудком женщину. Они бы могли, но не решились бить жену некогда всесильного Петра Ивановича Шувалова. За что свое взыскание еще получат. Не за сам факт того, что не избили Марфу, а за то, что не выполнили приказ и пропустили в комнату эту разъяренную фурию.