Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
Шрифт:
Итак, сторонники Временного правительства, присягавшие ему, показали пример повиновения законному начальству и подчинились приказу комиссара Временного правительства: не раздеваясь по неделям, продолжали в бездеятельности валяться на полу столовой и канцелярии школы, готовые в любой момент, по тревоге, занять свои места на валах крепости или в рядах вылазочного отряда.
В последних числах сентября стали прибывать части отряда генерала Коровиченко, (военная экспедиция по назначению Временного правительства), а 3 октября прибыл и сам генерал Коровиченко. Отряд состоял из (17–го?) Оренбургского казачьего полка, четырех маршевых эскадронов драгун и гусар, пулеметной роты из Ораниенбаума и двух бронированных автомобилей.
Уже с первого дня пребывания генерала Коровиченко в Ташкенте выяснилось, что, будучи прислан Керенским
Несмотря на все протесты, штаб генерала Коровиченко расквартировал прибывшие с ним войска так, что драгуны и гусары должны были жить рядом с 2–м запасным строевым полком, а казаки — рядом с казармами 1–го полка, т. е. с «места в карьер» давалась возможность пропаганды среди вновь прибывших. Уже на второй день все опасения полностью подтвердились, и офицеры отряда заявили о неудобстве такого соседства, а также и о том, что среди их людей уже кое-что «начинается»; но генерал Коровиченко все же полагался на силу «уговаривания» и… отпустил «ударников» (среди них был хорунжий Греков, белоголовый, участвовавший в партизанских отрядах в январе 1918 года на Дону. — Ф. Г.) за ненадобностью — это была вторая ошибка.
Сам генерал Коровиченко отправился с визитом в Совет солдатских и рабочих депутатов, куда съехались члены со всего Туркестана, чтобы «осудить» незаконное свержение краевого Совета; заседая совместно с захватчиками власти, наиболее умеренные из них, не найдя возможным оставаться в таком Совете, постепенно разъехались. И вот на этом Совете генерал Коровиченко произносил большие речи и спокойно выслушивал от «захватчиков власти» самые возмутительные вещи — это была третья ошибка.
Четвертой ошибкой являлось освобождение от обязанностей комиссара Наливкина, что генерал Коровиченко сделал именем Временного правительства. Единственный боевой старший начальник полковник Р–в, соглашаясь с методами Коровиченко, сам отстранился за болезнью (действительной); помощник генерала Коровиченко по гражданским делам (назначенный им) А. И. Доррер, состоявший ранее областным комиссаром Закаспийской области, также полагал, что уговоры бесполезны и необходимо разоружение и арест членов Революционного комитета, но не мог переубедить генерала и сам стал заниматься «уговариванием».
К 14 октября положение защитников власти в крепости стало затруднительным — крепостная рота вела себя слишком вызывающе, пулеметы и одно орудие демонстративно были направлены против здания школы; депутаты этой роты в Совете требовали суда над лицами, разоружившими их караул 16 сентября и вскрывшими цейхгаузы с оружием, и т. д.
После долгих колебаний генерал Коровиченко отдал приказ крепостной роте сдать оружие и, по неисполнении приказа, распорядился роту обезоружить силой. В это время комендантом крепости (с 3 октября) состоял уже полковник В. М. Бек, ранее бывший инспектором инженеров округа, а прежний комендант, капитан Г–н — и. д. начальника штаба крепости. Ввиду неповиновения крепостной роты, было приказано обстрелять ее казарму во втором этаже пулеметами из двух броневиков, причем было сделано по «две очереди» по верхним карнизам окон. Крепостники сдались — убитых и раненых не было, хотя часть пуль попала в потолки и стены казармы. После отбора заведомо невиновных остальных приказано было оставить в казарме под караулом (все представители власти и защитники Временного правительства настаивали на отсылке их в тюрьму). На другой день генерал разрешил специальной депутации от Совета войти в крепость и «убедиться», что никто не убит и не ранен, но прибывшие, увидев следы пуль, так «кликушествовали» по поводу того, какие «могли бы быть» несчастные случаи, что пришлось их выпроводить из крепости. В мятежных полках, в рабочей слободке и в городе генерала Коровиченко называли «зверем» за то, что он разоружил роту; на случайно выходивших из крепости защитников ее устраивалась охота…
Тем временем началось брожение в Оренбургском казачьем полку, пулеметная
Драгуны и гусары настолько явно были уже заражены пропагандой, что стали опасным элементом, и генерал Коровиченко отпустил их обратно в Петроград, причем им пришлось дать хорошие деньги «на чай», чтобы только избавиться от них. Броневые офицеры успели вытребовать себе смену и тоже уехали, — вновь прибывшие броневики и большая часть казаков были вполне надежны.
Между тем действия Совета и поведение мятежных полков, убедившихся в пассивности генерала Коровиченко, стали настолько вызывающими, что, наконец, удалось убедить генерала в необходимости немедленно разоружить полки и отобрать от них оружие и огнестрельные припасы, хранившиеся в полковых цейхгаузах.
23 октября, на рассвете, было начато движение к полкам; 2–й полк в городе был разоружен отрядом из крепости весьма быстро; разоружение же 1–го полка поручено было роте военного училища и казакам.
Там дела складывались весьма плохо: мятежники успели передать винтовки рабочим (рабочих и разного сброда присоединилось к 1–му полку свыше 3000. — Ф. Г.) находившихся по соседству Железнодорожных мастерских, и командовавший тремя сотнями казаков войсковой старшина, долго не решался пустить в ход оружие (приказано было разоружить без крови); когда же мятежники уже сами стали обстреливать казаков, было поздно приказывать: казаки сдали свои винтовки мятежникам. Посланные туда броневики с трудом выбрались обратно, а юнкера училища должны были отступить. Начались правильные военные действия — наши части в городе, а противник в завокзальной части (казармы 1–го полка, казачьи и мастерские). К 27 октября наступавший отряд уже брал верх над противником, но, по приказанию генерала Коровиченко, вынужден был согласиться на перемирие, просимое противником, и генерал приступил к переговорам. Главная просьба противника заключалась в том, чтобы отвести отряд от ключа позиции (Куйлюкский мост); несмотря на убеждения в опасности такого шага, просьба эта была генералом выполнена — он приказал отойти, а через полчаса переговоры пришлось прервать, ибо большевики немедленно продвинулись через мост и заняли часть города…
Начались бои в самом городе. Вечером 31 октября защитники Временного правительства снова улучшили свое положение, и с утра (наконец-то получили разрешение генерала) предполагалось начать артиллерийский обстрел рабочей слободки и этим покончить с большевиками, так как, по имевшимся данным разведки, после этого обстрела рабочие сейчас же рассыпятся. Но к вечеру прибыла на автомобилях с белыми флагами, а на передовом — с большим крестом из вокзальной церкви, депутация от рабочих во главе с настоятелем вокзальной церкви. Депутация заявила, что «народ» не хочет больше крови, надо найти пути к примирению и проч. Несмотря ни на какие доводы, генерал решил заключить с большевиками мир. Обостренность отношений в отряде, являющаяся результатом действий генерала Коровиченко, дошла до того, что офицеры заявили, что не подчинятся ему и выберут из своей среды командующего. Тогда генерал Коровиченко сказал речь, в которой указал, что неповиновение ему, представителю Временного правительства, равно измене присяге и проч. Подчинились… раскрыли ворота крепости, и через несколько минут все офицеры за немногими исключениями (успели скрыться) были арестованы. Коровиченко был первым отправлен на крепостную гауптвахту, остальных «погнали» под конвоем в казармы 2–го полка.
О том, что было пережито тогда, говорить не приходится; сколько было защитников власти Временного правительства тогда убито — неизвестно. В городе началась ловля офицеров и добровольцев; в крепости было много лиц разных профессий, присоединившихся к отряду в конце октября, было много учащейся молодежи, воспитанников кадетского корпуса. Между прочим, в эту ночь был убит (или застрелился) генерал, георгиевский кавалер Мухин, к которому пришли на квартиру (по болезни он не выходил из дому) с требованием отдать оружие, генерал ответил пулями из револьвера.