Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

Травская Виктория

– Но пластырь всё равно возьми! – Елена Степановна критически оглядела дочь. Она была вынуждена признать, что её смугловатая долговязая Сашка в этом наряде прехорошенькая. Хотя немного соблазнительных округлостей ей бы не помешало, вздохнула она. Но тут уж ничего не поделаешь – рогозинская косточка!

Бабушка же просто лучилась любовью и восторгом.

В ранних июньских сумерках вдоль дорожек, ведущих к школе, толпился народ – это жители микрорайона традиционно пришли поглазеть на туалеты выпускниц. С каждым явлением по толпе прокатывался восторженный шёпот или приглушённый гул, а иногда и всплеск аплодисментов. Этому сборищу не хватало только красной ковровой дорожки, но и без неё каждая

из девушек, проходивших по людскому коридору, чувствовала себя звездой. Во всяком случае, Саша, когда она шла здесь под руку со Славиком, чувствовала себя именно так, не догадываясь о том, сколь мимолётными окажутся её блаженство и торжество…Блаженно неведение!

К началу выпускного бала слух, запущенный Седых, уже облетел все выпускные классы – по крайней мере, бльшую их часть. Перешёптывания и косые взгляды одноклассниц преследовали Сашу уже на вручении аттестатов, но она привычно не придала им значения. Теперь же, стоило ей войти в нарядно убранный полуосвещённый актовый зал, где собирались виновники торжества и уже звучала фоном негромкая музыка, она заметила, как резко оборвался оживлённый разговор в ближайшем кружке девчонок. Как пригвоздили её к невидимому позорному столбу взгляды одних и как трусливо отвели глаза другие. Саша внезапно похолодела. Так, наверное, чувствовали себя под взглядами толпы приговорённые к казни, когда их везли на эшафот, почему-то представила она, не понимая только одного: за что? В чём она может быть так виновата перед этими девочками, с которыми проучилась бок о бок десять лет? Возникшее с её приходом напряжение было таким угрожающим, что ей захотелось сбежать, но следовало хотя бы узнать, какая на ней вина.

И Саша с усилием преодолела последние несколько шагов, отделявшие её от этой голгофы. Кое-кто из робкого десятка метнулся от неё в сторону, как от прокажённой, другие же, напротив, сплотили свои ряды вокруг Седых. Конечно, Седых! Кто же ещё, мелькнуло в растерянном мозгу. Но что она могла такое придумать?

– Привет, – сказала Саша. – Что-нибудь случилось? Что вы все такие…

– Нет, ну вы посмотрите! – воскликнула Ритка и, уперев руки в боки, повернулась к Саше. – Может, это ты нам объяснишь?

Саша, недоумевая, обвела всех глазами. Мальчишки, похоже, были не в курсе, а если что-то и знали, то не придавали этому значения, так как возбуждённо и весело перемещались по залу, то тут то там сбиваясь в группки – то шумные, то полные сдержанного достоинства и явно смущённые собственной внезапной элегантностью. Но напряжённые взгляды почти всей женской половины этого зала были прикованы к тому кружку, который сплотился вокруг Ольги и так очевидно отторгал теперь Рогозину – если не считать Ирки: эта тихоня храбро подошла к Саше и притронулась к её руке.

– И что я должна объяснить? – растерянно спросила Саша.

– Ну, например, что ты здесь делаешь?

Саша повернулась к кроткой Сысоевой.

– Ира, ты что-нибудь понимаешь?

– Саш, я пыталась… Я им сказала, что это неправда…

– Неправда – что? – Саша криво улыбнулась, понимая, что улыбка, наверное, выглядит жалкой и натянутой. – Может, кто-нибудь всё-таки…

Она не успела договорить. Кто-то сзади больно схватил её за плечо и резко развернул – она едва удержалась на ногах. К её изумлению, это оказалась девчонка из параллельного класса, школьная спортивная знаменитость с репутацией оторвы и атаманши. Имени её Саша не помнила, да обычно никто и не звал её по имени, а только Супрун или, за глаза, Супруниха. Она только что вошла в зал – прямо из дорогого салона, где провела полдня – и узнала «новость» последней. Супруниха всегда реагировала молниеносно и не рассуждая. Измученная стилистом и визажистом, пытавшимися придать её грубоватой внешности романтический облик, она теперь была полна нерастраченных сил, и тут – о удача! – ей нашептали, что праздник, ради которого она приняла всю эту крестную муку, мог бы не состояться по вине Сашиной матери, написавшей жалобу на немыслимые поборы.

Саша взглянула на Супруниху и, вопреки абсурду происходящего, едва не рассмеялась – во всяком случае, не смогла сдержать предательскую улыбку: так комично сквозь тщательно созданный образ нежного эльфа проступал облик стоявшей перед ней разъярённой фурии.

– Дрянь! – прошипела та. – Да как ты вообще посмела сюда заявиться?!

Улыбка сковала Сашино лицо подобно судороге. Видимо, это доконало Супруниху, которой, несмотря на восторженные охи и ахи одноклассниц, не нравилось то, что она увидела в зеркале, но менять что-либо было уже поздно – она отчаянно опаздывала. Она размахнулась и отвесила Саше тяжёлую пощёчину, выместив таким образом свою накопившуюся досаду.

Пощёчина оглушительным хлопком прозвенела под сводами зала. Внезапно смолкли все голоса, и только музыка продолжала свой безмятежный бег, как продолжает звенеть ручей на поле недавно прошедшей битвы.

Потом тишина обрушилась под тяжестью случившегося. Сквозь гул в ушах, вызванный ударом, Саша слышала чьи-то возгласы, кто-то тянул её за руку, кто-то выбежал из зала. Она не помнила, как оказалась на улице, и только тут, хватая ртом воздух, бессильно опустилась на ступени широкого школьного крыльца. Храбрая маленькая Ирка в голубом платьице с пышными кружевными оборками опустилась рядом и, стиснув тёплыми ладошками Сашину руку, заглядывала ей в глаза своими большими горестными глазами. Она что-то говорила, но смысл её слов отскакивал от Сашиного сознания. В висках её гулко пульсировало, и полыхала вся половина лица, по которой пришёлся удар.

Вдруг она почувствовала, как кто-то опустился рядом с другой стороны и обнял её за плечи. Саша знала эту руку. Она уткнулась Славику в плечо и разрыдалась.

Постепенно смысл Иркиных фраз стал доходить до её сознания.

– Но это же бред! – воскликнула она, подняв заплаканное лицо.

– Конечно, бред…

– Я им так и сказала…

Славик и Ирка заговорили одновременно – и замолчали, каждый уступая другому.

Саша вытерла лицо платком Славика, который комкала в горячей руке. Ей больше не хотелось бала. И плакать тоже не хотелось – она была так опустошена произошедшим, что не чувствовала уже почти ничего. Лучше всего бы сейчас домой, к бабушке, подумала она. Было только обидно за платье – она разгладила на колене тонкую живую материю – оно пропадёт зря из-за чьей-то тупой злобы.

Но уйти вот так, с позором, оставив поле битвы за Седых, позволив ей торжествовать окончательную победу? Нет!

– Я должна вернуться! – сказала она прежде, чем додумала эту мысль.

– Вот и правильно! – обрадованно и немного испуганно пролепетала Ирка, а Славик поднялся и протянул ей обе руки.

– Но я ужасно выгляжу, – спохватилась Саша, вставая.

– Ну, не так ужасно, как слегка…растрёпанно, – сказал Славик, пытаясь пригладить её волосы.

– Ничего, умоешься холодной водой – и всё пройдёт! – засуетилась Ирка. – У меня есть тушь…

Скрипнула школьная дверь, и на тускло освещённое крыльцо вышел кто-то ещё. Все трое обернулись. Когда вышедший пересёк границу фонарного луча, они с облечением увидели, что это Букин.

– Ну? – спросила Ирка. – Что там? Лёш!

– Дед собрал всех в классе, – ответил тот, глядя на Сашу, – пытается выяснить, из-за чего сыр-бор. – Он по школьной привычке сунул руки в карманы брюк, задрав полы своего нового пиджака. – Походу, ему известно, кто на самом деле писал жалобу, и теперь он колет наших девчонок. Пытается выяснить, кто запустил слух…