Сопротивление
Шрифт:
Я в бешенстве. Ярости. Стоунхарт сказал, что единственная причина, почему я довела себя до такого состояния - вымышленная граница. Диапазон был расширен с того момента, как он вышел из солярия три дня назад.
Не знаю зла ли я больше на себя или на него. Я даже не знаю, говорит ли он правду.
Вот поэтому всё так плохо! У меня нет возможности узнать была ли вообще эта граница.
Всё это игры разума. Я знаю, что это такое. Всё в этой ситуации - игры разума. Больные игры, придуманные извращенцем.
Я понятия не имею,
Я пытаюсь успокоить себя тем, что это именно то, чего хочет Стоунхарт. Это не использование. Я не могу сдержать гнев. Смешно. Я даже не удосужилась проверить границу. Но мне хватило и одного печального опыта.
Чувство несправедливости гложет меня. Три дня я была прикована к постели из-за чего-то, чего может быть даже не существовало.
Я говорю себе дышать глубже, три дня не так уж и много. Сравнить с тем временем, сколько я уже провела в имении Стоунхарта. Но всё же...неприятно. И всё это началось в первый день моей свободы.
Выхожу из душа и одеваюсь. Движения резкие, соответствуют моему настроению. Перед камерами стараюсь высоко держать голову. Ни за что не позволю Стоунхарту увидеть меня смущенной.
Делаю легкий макияж, прическу и одеваю красивое красное платье, которое облегает меня во всех нужных местах. Вместе с черными шпильками в четыре дюйма я готова убивать.
Забавно, что иллюзия свободы может сделать с вашей психикой. Я знаю, что на самом деле не свободна.
Однако, идя по коридору, помывшись и одевшись, заставляет меня чувствовать себя гораздо сильнее, чем, когда я была в плену на кровати. Я решительно настроена показать Стоунхарту, кто я есть на самом деле. Я больше не буду слабой.
Не знаю, сколько времени займет возместить причиненный ущерб. Я намерена противостоять каждой частичкой себя.
Когда я вхожу в столовую, Стоунхарт уже сидит. Я начинаю паниковать, а вдруг я опоздала. Стоунхарт дал четко понять, что для него важна пунктуальность.
Однако, один взгляд на часы говорит мне, что до семи есть еще две минуты.
Стоунхарт не подает никаких признаков того, что слышал меня. Он полностью сосредоточен на черном плашете в своих руках, не обращая внимания на мое присутствие. Он очень сосредоточен. Даже чем-то недоволен.
Сажусь напротив него и жду. Как только стрелка оказывается на двенадцати, он откладывает планшет и смотрит на меня.
Его глаза сканируют мое тело. Лицо, шею, плечи. На какое-то время останавливается на груди. Мне хочется ерзать под его взглядом.
Но в какой-то момент я понимаю, что это нисколько меня не смущает. Пусть смотрит. Его глаза не причинят мне боли.
Его выражение лица ни о чем не говорит. Я даже не могу сказать, доволен ли он, раздражен, зол или взволнован. Он обладает удивительной способностью делать poker face. Должно быть это сыграло ему на руку и не раз в прошлом.
Наконец на его лице появляется улыбка.
– Если за час ты смогла сделать из себя такое, - говорит он.
– Представить не могу, что бы ты смогла сделать, дай я тебе больше времени.
Легкая дрожь пронзает меня, но я не покажу это.
Вместо этого я признаю это, слегка наклоняя голову.
– Спасибо, Джереми.
Он стучит пальцами по столу, когда смотрит на меня.
– Сейчас, - говорит он.
– Есть кое-что, что я хотел рассказать тебе долгое время. Я не знал, как сообщить новость.
Беру стакан с водой и делаю глоток.
– О?
– Ты, конечно, помнишь о преждевременном освобождении.
– Естественно.
– Во-первых, я хочу еще раз сказать тебе, что полученные тобой подарки не отнимаются. Они по праву принадлежат тебе, Лилли.
Странно, что эти подарки не вызывают во мне отвращение, ведь они - реальные напоминания о моем заключении.
– Спасибо, Джереми.
– Пожалуйста. А теперь давай поговорим о том, какие привилегии дают эти подарки. Ты помнишь, что двадцать пять дают тебе возможность привутствовать на публичных мероприятиях?
– Да.
– С этим проблемы, Лилли, - начинает он.
Мне становится страшно.
– В конце месяца меня пригласили на частное торжество. Его устраивает детский фонд, главным спонсором которого является Стоунхарт Индастриз.
– Для целей налогообложения, я полагаю?
– говорю я прежде, чем останавливаю себя.
Стоунхарт сужает глаза, за которыми проглядывает нотка гнева.
– Нет, - говорит он раздраженно.
– Нет, Лилли. Ты можешь обнаружить, что за некоторые начинания я берусь из чистого альтруизма.
– Это очень любезно с твоей стороны, - бормочу я, не скрывая сарказма в своем голосе.
Как он смеет говорить со мной об альтруизме?
– Да, - говорит Стоунхарт.
Я вижу, как он пытается скрыть свое недовольство.
– Тем не менее, Лилли, это первое мероприятие, куда я хотел бы взять тебя. А это означает, что у тебя есть тридцать дней, чтобы заработать двадцать подарков. Надеюсь, ты приложишь все усилия, чтобы выполнить эту задачу.
Если я получу двадцать пять, я буду на пол пути к преждевременному освобождению. Он действительно подарит мне так много подарков за месяц? Он хочет взять меня с собой на встречу? Я уже могу придумать дюжину вещей, которые там могут пойти не так. Для нас с ним.
Это рискованно. Скорее всего он даже не позволит мне отойти от него ни на шаг. Но как бы то ни было, если появится шанс ускользнуть, необходимо будет воспользоваться им.
Прервав мои мысли, он говорит так, будто прочел их.
– Если тебе всё же удастся заработать достаточное количество подарков, - говорит он.
– Имей в виду, что определенные...меры предосторожности будут приняты для соблюдения всех моих правил.
Он откидывается в кресле.
– Но до этого еще далеко. Давай не будем форсировать события.