Сопротивление
Шрифт:
— Покушение на убийство, — ответила я, когда медсестра прошла мимо нас, — но я этого не помню.
— Машина?
— Нож.
— Ого. Уверен, он был не маленьким.
Я бы очень хотела вспомнить этого парня.
— Нет. Стой. Я помню тебя, — отозвалась я. — Ты — ботан.
— Думаю, да. Но член у меня всё-таки есть.
— А ты здесь за что?
— Неофициально: случилось недопонимание. Но если официально, то биполярное расстройство.
— Примеряешь на себя роль маньяка? — спросила я.
— Абсолютно чокнутого маньяка. Я
— Зачем тебе это?
— Я просто мог это сделать. Ну а по поводу кайфа? Очнулся в одном белье и весь в собственной сперме, — я кивнула. Мне известно, каково ему было. — Ты здесь по собственной воле? — спросил он. Я покачала головой. На экране теперь показывали розовые цветы вместо жёлтых. — Они обернули всё против тебя?
— Да. Я пыталась напасть на копа. Сопротивлялась аресту. Пыталась перерезать себе горло. Бла-бла-бла. Я в дерьме.
— Кто твой врач? — спросил Джек.
— Чепмэн, — парень набрал полные щеки воздуха, а потом медленно выпустил его через щёлку между губ. На его лице было написано искренне сожаление. — Что?
— Пиздец.
— Уверен? Он кажется достаточно милым.
Джек заёрзал на кушетке и подвинулся ко мне, уставившись в мои глаза. Он согнул одну ногу на подушках, а второй опирался на пол.
— Это его работа — быть милым. Слушать. Ты хочешь выбраться или остаться здесь?
— Конечно же, выбраться. Кому вообще в здравом уме взбредёт в голову остаться здесь?
— Ты сама ответила на свой вопрос. Но если хочешь убраться отсюда, то попытайся сделать это за семьдесят два часа. У тебя будет шесть сеансов, и если тебе не удастся, то считай, что ты навсегда увязла в этом дерьме. Типа они оставят тебя здесь на тридцатидневный курс лечения и ограничат посещения, а потом будут постепенно сокращать твою связь с внешним миром. Это означает всё меньше и меньше шансов на то, чтобы выбраться отсюда. Разве что твои родители не вмешаются. В моём случае они не вмешаются, поэтому я могу остаться здесь так долго, как пожелаю.
Джек не смотрел на меня, когда произносил своё последнее предложение, словно под тяжестью позора на его плечах было сложно даже повернуть голову в мою сторону. Мне бы тоже было стыдно, если бы я помнила, что это такое.
— У меня получится убедить его в том, что я вменяема.
А это означало, что мне придётся предстать перед судом. Если он посчитает меня невменяемой, то я застряну в Вестонвуде с их правилами на прикосновения и обедами по расписанию. Если я предстану перед судом, увижу ли я Дикона снова? Или меня арестуют, как только я переступлю порог больницы, и всё равно не увижу его, как и не вижу сейчас, находясь здесь? Он один знал, что случилось на самом деле. Он один мог сказать, что я сделала и чего не делала.
Оставшись на диване и уставившись на плоский экран с цветами
ГЛАВА 6.
— Как прошло твоё утро? — спросил доктор Чепмэн. Нет, он просил называть его по имени. У него были крошечные царапины над левым глазом. Но в целом он выглядел не так уж и плохо.
— Хорошо, — ответила я. — Мне жаль, что я на вас напала. Обычно я так себя не веду…
— Твой мозг подавляет множество эмоций и воспоминаний. Мы ещё долго не сможем добраться до них.
— Говоря о «не добраться»… — я прикусила губу. Эллиот сложил руки перед собой, его внимание было полностью сосредоточено на мне. Даже не знаю, кто, за исключением Дикона, смотрел на меня так же, как сейчас это делал Эллиот. — На законных ли основаниях вы сажаете пациента в изолятор?
— Я сказал Френсис, чтобы на час тебя привязали к кровати, и это ради того, чтобы ты не навредила себе. Не знал, как успокоительное на тебя повлияет. Откуда ты узнала про изолятор?
— Она упомянула его. Как угрозу. А я не поклонница угроз.
— Значит, мысль о нём тебя пугает? — спросил он.
— Я не сказала, что боюсь.
— Хорошо. Почему ты вспомнила об этом? Уверен, она рассказала тебе ряд правил. Почему ты спросила только об этом?
— Потому что это может быть незаконно.
— Разве?
— В соответствии с Международной Амнистией существует целый ряд учреждений, считающих это незаконным.
— Мы являемся частным учреждением, которое занимается обслуживанием конкретного сегмента общества. У нас есть некоторая свобода действий, — парировал он.
— То есть у вас есть достаточное количество денег для того, чтобы вам всё сошло с рук, что бы вы не сделали?
— Деньги есть как в нашем учреждении, так и в учреждениях Международной Амнистии. Но, если нужна гарантия, полагаю, так и есть, но я не собираюсь прописывать тебе пребывание в изоляторе, — он смотрел мне в глаза, словно читал меня и наблюдал как за зверьком: зверьком в клетке.
Я поёрзала на своём месте, будто хотела избавиться от его слов, но мне это не удалось. Он ещё пристальнее за мной наблюдал.
— Вы заставляете меня чувствовать себя неловко, — сказала я.
— Ты не должна чувствовать себя здесь неловко.
Сколько раз Дикон говорил это, пока, будучи связанной, я касалась коленями своего лица? Или тогда, когда я сидела, сгорбившись над обеденным столом, а он поправлял меня?
— Я слышала, что вы — скотина, — выдала я.
— Пока будешь помогать нам с лечением, ты не можешь сказать обо мне ничего плохого. Если ты закроешься от меня или не будешь участвовать в полной мере, я сделаю соответствующую запись.