Соратники
Шрифт:
Без помощи портала в Явь могут проникнуть лишь некоторые обитатели Прави. Это, например, Водяной и Леший, имеющие власть над водой и лесами в обоих мирах, а также разная мелкая нечисть: домовые, бесы, призраки, мавки и т. д.
Менгир
В мире Монстров на самом крупном острове, принадлежащем клану Львов, находится каменное сооружение в виде арки, обладающее магическими свойствами – способностью оживлять мёртвые тела.
Глава 4
Явь
Первую песенку, зардевшись, поют
Свои детские воспоминания Алёна Колесова хранила
Вот она, Алёнка, маленькая, совсем крошка, на руках у отца. На ней купальник с оборками – очень красивый, цвета морской волны. Они на берегу реки, наверное, приехали на пикник, потому что вкусно пахнет костром и жареным на огне мясом. День знойный, солнце припекает и играет яркими, слепящими глаза бликами. Папа несёт Алёнку купаться, он заходит в реку и опускает Алёну в воду, которая сразу охлаждает разгорячённую на жаре кожу. Это неожиданно, и Алёнке немного страшно, она взвизгивает, но папа говорит: «Не бойся. Ныряй!» – и Алёнка уже сама бесстрашно погружается в реку с головой.
А вот она чуть постарше, дома, и смотрит на себя в зеркало – огромное, до потолка, в тяжёлой деревянной раме с затейливой резьбой, с узором из чудесных сказочных птиц, рыб и цветов. Красивое зеркало, старинное, оно и сейчас висит у них дома, в маминой спальне. Маленькая Алёнка глядится в него и огорчается, чуть не плачет из-за того, что волосы у неё такие короткие, даже в хвостик собрать не получается. А хочется косу: густую, длинную, спускающуюся чуть не до пола, как на картинке в книге любимых сказок. И так хочется, что даже губы оттопыриваются и слёзы наворачиваются на глаза. Наверняка она тогда всё-таки заревела, только этого Алёна уже не помнила. Зато прекрасно сохранила в памяти другую картинку: как они с родителями в солнечный тёплый день идут по широкой, шумной от бесконечного потока машин и людей улице, и она, боясь потеряться в толпе, крепко держится одной рукой за папину ладонь, а другой – за мамину. Вся улица полна магазинов с зеркальными витринами, и, проходя мимо каждой из них, Алёна любуется в стекле отражением их семьи. Какие они все трое красивые – папа и мама, оба высокие, стройные, модные, и она сама в нарядном платье, с уже отросшими почти до плеч волосами! Интересно, куда они тогда шли, откуда и зачем, и что была за улица? Увы, это в памяти уже не сохранилось…
Да, жаль, конечно, что она так мало помнит о детстве. Но всё же прошлое – это прошлое, оно осталось далеко позади и уже никогда не вернётся. Да и не надо! То, что происходит сейчас, гораздо интереснее. А сейчас она, Алёна – взрослая восемнадцатилетняя девушка, студентка филологического факультета одного из лучших университетов страны, а, может быть, и всего мира.
Специальность для неё выбрали родители, и Алёнка легко согласилась с ними. Литература ей нравилась, а даже если бы и не нравилась, Алёне бы и в голову не пришло спорить со старшими, так она привыкла, что они всё знают лучше и желают ей только добра. Отцу и маме Алёна доверяла, обожала их и гордилась ими. Да и можно ли не гордиться такими родителями? Мама у неё настоящая красавица – узколицая, с тонкими благородными чертами лица, с женственными формами и чудесной бело-розовой, словно сияющей, кожей без единого намёка на морщины. В свои тридцать восемь лет она кажется совсем юной, лет двадцати, максимум двадцати двух – разве много о ком можно такое сказать? Папа, респектабельный и импозантный как настоящий джентльмен, старше мамы, но тоже не выглядит на свой возраст, и если бы не седина волос и бороды да не пошатнувшееся с недавних пор здоровье, никто бы и не подумал, что ему уже минуло пятьдесят. Почти каждый раз, когда семья появлялась где-то вместе, Алёна слышала за спиной «Какая красивая пара!», и было очень приятно осознавать, что это говорят о её родителях.
И с мамой, и с отцом, как считала Алёна, ей повезло. Конечно, у каждого в восемнадцать лет есть претензии к предкам, куда же без этого… Иногда и Алёнке казалось, что взрослые, особенно папа, слишком давят на неё, слишком навязывают своё мнение и чересчур её контролируют. Но всё же обоими родителями Алёнка была довольна, как довольна была и той жизнью, которую они ей обеспечивали. Отец был академиком с
С раннего детства Алёна так привыкла к менталитету своей семьи, что была по-настоящему шокирована, когда впервые поняла, что не весь мир устроен так, как ей представлялось. И что далеко не все семьи на свете похожи на её семью, а люди – на её родителей.
В общем, без преувеличения можно сказать, что детство и отрочество Алёнки, о которых сохранилось так досадно мало воспоминаний, были совершенно безоблачными и безмятежными. Первые серьёзные трудности в её жизни начались совсем недавно, в тот момент, когда отец сообщил, что в этом учебном году будет преподавать в одном из лучших вузов страны, находящемся в Новой Москве. И он решил, что дочь будет учиться там же, и не просто учиться, а ещё и жить в кампусе.
– Но почему? – удивилась она тогда. – Я совсем не против стать студенткой, это здорово… Но разве обязательно для этого уезжать из дома? Я знаю, что в Москве полно вузов, и многие считаются хорошими. Почему я не могу учиться в каком-то другом универе и жить дома?
– Потому что так надо, – выдал в ответ, как отрезал, отец. – И всё. Точка. Больше это не обсуждается.
Голос у Алёнкиного папы был что надо: густой, хорошо поставленный бас – таким впору целой армией командовать. И возражать Илье Петровичу, раз он на чём-то настаивал, было столь же бесполезно, как рядовому спорить с генералом. Алёна и не пыталась, так что вскоре после этого оказалась в универе, причём сразу на втором курсе, где ей пришлось делать вид, что она перевелась из другого вуза.
Во всём, что касалось учёбы, притворяться оказалось не так уж сложно. Будучи с рождения очень способной, Алёна всё схватывала на лету и обучалась всему быстро, практически мгновенно. Зато в общении, особенно с другими студентами, пришлось гораздо труднее. Алёне нравились многие девушки и парни, хотелось побыстрее влиться в их ряды, стать такой же, как они, – но не тут-то было. Все те, кто её окружал, были слишком не похожи на неё (или, скорее, она была не похожа на них), чтобы Алёна могла почувствовать себя в их компании своей. Она вдруг осознала, как же сильно отличается от сверстников, частенько просто не понимала ни их интересов, ни их поступков, ни даже их слов.
На лекциях и семинарах или, как тут говорили, «на парах», было ещё ничего. Там все были заняты сами собой, слушали (или не слушали) лекторов, делали или не делали записи в планшетах и ноутбуках, выполняли или не выполняли задания и при каждом удобном случае норовили тайком, рискуя вызвать гнев преподавателя, заглянуть в телефон, чтобы поиграть, посмотреть какой-нибудь ролик или проверить новости в соцсетях. Но после занятий, в свободное время, когда все собирались в группы и группки, Алёна с первых же учебных дней почувствовала себя невероятно одиноко, точно оказалась на необитаемом острове. Раньше, то есть дома, всегда находилось, с кем поговорить, не с папой, так с мамой. Теперь всё было иначе. Отец хоть и преподавал в этом же универе и даже читал лекции дочкиному курсу, всё равно виделись они не так уж часто – папа ведь жил дома и бывал здесь не каждый день, а Алёна всё время проводила в кампусе. Так что общалась она с обоими родителями больше по телефону – но не будешь же постоянно звонить им и целыми днями висеть на видеосвязи!
Алёнка попыталась было подружиться с соседкой по комнате, но из этой затеи ничего не вышло.
Узнав, что эту смуглую, черноволосую и черноглазую девушку, в каждом движении которой чувствовались решительность и сила, зовут Бэллой, она поинтересовалась:
– Наверное, от слова «belle», красавица, ну, знаешь, по-французски?
Алёне казалось, что услышать такой комплимент собеседнице будет приятно, но та в ответ только презрительно скривилась:
– Вот ещё! Терпеть не могу вот этих всех «красотка», «детка»… Ты бы меня ещё «лапулей» назвала!