Сорняк, обвивший сумку палача
Шрифт:
Шоколадки настолько старые, подумала я, что наверняка кишат бесчисленными разновидностями любопытной плесени, но, к сожалению, у меня не было времени заняться исследованием. Неохотно я вернулась на кухню и засунула коробку в верхний ящик морозильной камеры. Я разберусь с Фели позже.
— Нед!
Я одарила его улыбкой и взмахом сильно растопыренных пальцев, на манер того, как обучают делать членов королевской семьи. С закатанными рукавами и набриолиненными волосами, напоминающими мокрый стог сена, Нед стоял высоко на верхушке покатой крыши
59
То бишь с XI века, когда вышеозначенный король Альфред Великий правил Уэссексом. Он первый использовал в официальных документах титул короля Англии.
— Спускайся! — крикнула я.
— Не могу, Флавия. На кухне течет. Тулли хочет, чтобы это починили до прихода инспектора. Сказал, он будет тут рано утром.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказала я, понижая голос до громкого сценического шепота. — Я не могу все время докрикиваться до крыши.
— Тебе придется подняться наверх. — Он указал на стремянку, прислоненную к стене. — Осторожно.
Стремянка была такой же древней, как сам постоялый двор, по крайней мере мне так показалось. Она качалась и вертелась, скрипя и жутко постанывая, пока я карабкалась по ней.
— Ты насчет прошлого вечера? — спросил Нед, когда я добралась до верхушки.
Дважды проклятье! Если я так прозрачна, что даже кто-то типа Неда видит меня насквозь, с тем же успехом я могу оставить дело полиции.
— Нет, — ответила я, — на самом деле нет, мистер Умные Штаны. Некая персона попросила меня сказать тебе спасибо за милый подарок.
— Правда? — сказал Нед, и черты его лица расплылись в ухмылке классического сельского дурачка. Фольклорное общество поставило бы его перед кинокамерой, не успели бы вы три раза повернуться вокруг своей оси и плюнуть против ветра.
— Она бы пришла сама, но злой отец заточил ее в башне и кормит крошками с пола и отвратительными объедками.
— Хо! — сказал Нед. — Она не выглядела особенно недокормленной прошлым вечером. — Его черты омрачились, как будто он только что вспомнил, что произошло. — Грустные дела, я об этом кукольнике, — добавил он. — Жаль его.
— Я рада, Нед. У него было не так много друзей в мире, знаешь ли. Было бы мило, если бы ты высказал соболезнования мистеру Уилмотту. Кто-то сказал, что он остановился здесь.
Это была ложь, но с благими намерениями.
— Разве? Не знаю. Все, что я знаю, — это «Крыша! Крыша! Крыша!» — звучит по-вороньи, да? Особенно если сказать вот так: «Кры-кры-кры!»
Я покачала головой и начала спускаться по неустойчивой лестнице.
— Посмотри на себя, — окликнул меня Нед. — Ты перемазалась смолой.
— Как крыша, — сказала я, взглянув на свои грязные ладони и платье. Нед согнулся от смеха, и я выдавила прочувствованную улыбку.
Я бы с радостью скормила его
— Она не отмывается, знаешь ли. Останется по всему телу, даже когда ты станешь старушкой.
Я подумала, где Нед подцепил этот рустикальный фольклор — вероятно, от Тулли. Я точно знала, что Майкл Фарадей синтезировал тетрахлорэтилен в 1820-х годах нагреванием гексахлорэтана и выделением хлора по мере того, как он разлагался. Образовавшийся в результате растворитель может удалить смолу с ткани. К несчастью, как бы мне ни хотелось это попробовать, у меня не было времени повторить открытие Фарадея. Вместо этого мне придется прибегнуть к майонезу, как рекомендует «Карманный справочник дворецкого и лакея», на который я наткнулась одним дождливым днем, сунув нос в кладовую в Букшоу.
— Может, Мэри знает? Она где-то здесь?
Я бы не посмела вторгнуться и спросить у Тулли о выгодном постояльце. Если быть абсолютно честной, я его боюсь, хотя сложно сказать точно почему.
— Мэри? Она понесла недельную стирку в прачечную, а потом, скорее всего, пойдет в церковь.
Церковь! Полейте меня маслом! Я совсем забыла про церковь. Отец побагровеет от ярости!
— Спасибо, Нед! — крикнула я, хватая «Глэдис» с опоры для велосипедов. — Увидимся!
— Увидимся! — засмеялся Нед и, словно Санта-Клаус, вернулся к работе.
Как я и опасалась, отец стоял у парадного входа, поглядывая на часы, когда я плавно затормозила.
— Извини! — сказала я. Он даже не потрудился спросить, где я была.
Сквозь открытую дверь я влетела в вестибюль. Даффи сидела на середине западной лестницы с книжкой на коленях. Фели еще не спустилась.
Я взлетела по восточной лестнице в свою спальню, натянула воскресное платье со скоростью актера-трансформатора, протерла лицо салфеткой и в течение двух минут, стерев капли смолы с кончиков косичек, была готова к утренней молитве.
И тут я вспомнила о шоколадных конфетах. Лучше убрать их, пока миссис Мюллет не обнаружила их в холодильнике. Если я этого не сделаю, мне придется ответить на кучу нахальных вопросов.
Я прокралась на цыпочках вниз по черной лестнице на кухню и заглянула за угол. Что-то отвратительное закипало на плите, но никого не было видно.
Я достала конфеты из морозильника и вернулась наверх так быстро, что вы не успели бы договорить фразу «Джек и бобовое зернышко».
Когда я открыла дверь в лабораторию, мой взгляд привлекло сверкание стекла, отражавшего упрямый солнечный луч из окна. Милое устройство под названием аппарат Киппа — один из прекраснейших образчиков викторианского лабораторного стекла Тара де Люса.
«Прекрасное пленяет навсегда», — однажды написал поэт Китс. Во всяком случае, так мне сказала Даффи. Нет ни тени сомнения, что Китс написал эти слова, созерцая аппарат Киппа — устройство, используемое для получения газа в результате химической реакции.
По форме это были два прозрачных стеклянных шара, установленные один над другим, соединяющая их короткая трубка с s-образной стеклянной затычкой, выступающей из верхнего шара, и вентиляционной трубой со стеклянным запорным краном, торчащим из нижнего.