Сорок дней спустя
Шрифт:
— Из дурки сбежал? — неуверенно произнес мент.
Он оглянулся на своих. Один из ментов, толстяк, опасливо теребил ремень автомата. Шофер, мужик за тридцать в жеваной форме и таким же мятым вялым лицом тихого алкоголика, бросал косые взгляды то на командира, то на Владимира.
— А ты проверь, — предложил Богданов. — Свяжись с опорным пунктом, может, скажут чего.
Он сказал это по наитию, но по выражению лица милиционера понял, что попал в точку.
— Вот и подумай головой, лейтенант. Почему твоя рация молчит? Они все уже того… И райцентр ваш ракетами проутюжили. Так что ты больше не власть. Ты
Страж порядка долго молчал.
— Дай я тебе, как другу, растолкую, — не вытерпел Владимир. — Мужики, скоро сюда придут тысяч тридцать новосибирцев. Облученных, голодных и злых, как волки. Они не хавчик со склада, они вас самих сожрут. Вон у тебя кольцо на пальце, и у того с автоматом тоже. Хватайте своих баб, кооперируйтесь с коллегами и идите в деревню. Еда сейчас — это твердая валюта. А форму лучше снимите… народная любовь штука страшная.
Менты переглянулись. Похоже, они подозревали нечто подобное. Не могли же не видеть вспышки? Да, теперь они поверили его словам, но только еще сильнее перепугались. И проще, чем принять страшную реальность, им было внушить себе, что перед ними просто несколько неадекватных бичей. Обкуренных, обдолбанных или слетевших с катушек настолько, чтоб напасть на склад в сумерках. Так думать было легче, чем принять умом правду.
Богданов чувствовал, что обстановка не разряжается.
— Товарищи работники органов, давайте жить дружно. Как вам? Берите, что хотите, мы не жадные… фрукты, консервы, соки. Даже погрузить поможем. Сервис, ёпт.
Богданов еще говорил, а чутье уже подсказывало ему, что уговоры бесполезны. С лейтехой нельзя было договориться по-хорошему. Он и так напуган, а теперь еще чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Он боится до дрожи и не в силах ничего понять, и поэтому опасен. Он хватается за атрибуты старого мира как за соломинку. Одним из таких атрибутов был табельный «Макаров» в поясной кобуре.
— Они все сдохли, — нажал Владимир. — И мы сдохнем, если будем стоять тут как бараны.
С некоторыми это срабатывало, но не в этой ситуации. Мысль о том, что прежняя жизнь ушла навсегда не помещалась под фуражкой у собеседника, но ступор уже закончился. Собеседник начал действовать, но совсем не в том направлении, в каком хотелось выживальщикам.
— Стоять! — заорал лейтенант. — От машины! Руки, бля, все!
И потянулся к кобуре. Точно, баран: в ковбоя поиграть решил. Богданов не хотел убивать ни его, ни остальных. Он еще никого в своей жизни не убивал, кроме зверей на охоте. Но там риск был оправдан, а здесь…
Бухнул «Тигр». Не нужно было никаких условных знаков. У каждого из группы своя голова на плечах. На таком расстоянии не надо быть Василием Зайцевым, чтоб попасть — даже если нет оптики.
Реакция Макса, который стоял у окна, не подкачала, и даже раненая рука не стала помехой. Младший лейтенант уставился на дырку в груди и медленно осел. С выражением крайней обиды на лице.
Остальное было делом секунд. Коллеги убитого на мгновенье опешили. Толстяк с автоматом очнулся первым, кинулся в сторону, на лету передергивая затвор — неужели их такому учат? Но Жека, которому, как недавнему срочнику, доверили автомат, оказался быстрее.
За три-четыре секунды все было кончено.
Богданов стряхнул с себя оцепенение. Некогда рефлексировать.
Нафаршированный свинцом толстяк был еще жив. По хорошему счету, надо было взять на себя ответственность за самую грязную работу, но Богданов не мог хладнокровно добить безнадежного раненого. Такой вот ложный гуманизм. Хотя через полчаса толстяк все равно изойдет кровью, в страшных муках.
— Ну, лет по 15 строгого режима на брата мы заработали… — мрачно констатировал Макс.
— Сволочи, спокойно шоппингом заняться не дали… — произнес Дэн, но встретился со злым взглядом старшего и замолчал.
Богданов обернулся к машине, прикинул, сколько еще не успели погрузить, и скомандовал:
— Сворачиваемся, у нас десять минут. И дайте по башке уроду, который нас выдал. Санек, стволы собери. Давайте, в темпе вальса, грузите апельсины бочками, — он указал на коробки, которые не достались злосчастным стражам порядка и, вдохновляя всех личным примером, взвалил на плечи тяжелый мешок с крупой.
— Напрасно старушка ждет сына домой… — напевал старший по трофеям, оттирая тряпкой приклад АКСУ и три «Макарова» от крови.
Богданов не стал осаживать его, он понимал, что скрывается за этим натужным цинизмом. Они сожгли последние мосты и шли вперед, навстречу новой невероятной жизни. Вернее, та неслась им навстречу.
«Что же мы сделали, вашу мать… — подумал он. — Да разве так мы представляли?..»
Только все расселись по машинам, как услышали по рации голос их камрада с наблюдательного пункта. Радиосвязь на коротких дистанция все же продолжала существовать и в послеатомном мире.
— Мужики… Сматывайте удочки. В город входит колонна. Повторяю, мля, в город входит колонна. Вижу два БТРа, грузовиков до хрена. Похоже, направляются к складу.
Приказав наблюдателю спускаться и ждать за воротами, Богданов забросил в кузов последнюю коробку с соком. Символично или нет, но сок оказался томатным. Дорогой ценой достается им прибавка к рациону.
И даже мысль, что все это не «просто так», а для будущей борьбы с врагом, которую армия уже проиграла, спокойствия не приносила
Вслед за таинственными налетчиками, уничтожившими наряд ППС и умчавшимися прочь, на склад потянулись местные. Страх перед владельцами могущественной компании, близкими к региональной власти, был велик, но тускнел на фоне страха перед неизвестным будущим.
Даже темнота жителям городка была не помеха.
Самые смелые уже проникли на территорию склада, когда из-за угла показался первый автомобиль колонны. Самым смелым уйти не удалось. Но большинство остальных мародеров поневоле, человек двести, были еще на подъездной дороге. Они спаслись, кинувшись врассыпную, когда прозвучали первые выстрелы.