Сорок дней спустя
Шрифт:
Хлопнула дверь, и Саша сквозь чад и испарения увидел знакомый грузный силуэт. Разговор стих сразу.
Поравнявшись с Даниловым, Мясник, двигающийся и выглядящий как зомби, кинул ему под ноги рюкзак, с которым Данилов уже успел попрощаться. Не реагируя на приветствия, пересек комнатку и тяжело плюхнулся на пустую койку в углу. Посидел минут пять, подперев кулаком подбородок и что-то тихонько бормоча под нос, потом завалился на бок и захрапел.
Стараясь не шуршать, Александр проверил вещи в рюкзаке. Все на месте, кроме дозиметра. На месте и продукты. Он уже
Мясник заворочался во сне, злобно пробормотал что-то. В комнате повисла мертвая тишина.
Стараясь не шуметь, Данилов решил перекусить — чутье подсказало ему, что делиться соседям не обязательно. Достал из рюкзака тушенку, сгущенку и сухари. Никто не смотрел на него с завистью.
Надо бы узнать, когда раздача, и на какой кусок он может рассчитывать.
Закончив трапезу, Данилов улегся на койку, положил руку под голову и погрузился в подобие анабиоза без мыслей и чувств. Никто его, опять же, не потревожил.
Конечно, здесь все было как везде. История одна и та же. Внезапный удар, кучи погибших, паника, массовый исход. Вернулось в разрушенный город куда меньше людей чем ушло. А первый месяц пережила от силы половина вернувшихся. Очень немногие, самые сильные и ушлые, сумели закрепиться там, где была пища — в крупных магазинах, элеваторах, хладокомбинате. А остальные, те, кому не хватило места возле кормушек? Их никто в расчет не брал. Периодически лузеры нападали на такие вот твердыни, но почти всегда встречали отпор.
Через три часа комната вздрогнула от рокочущего баса:
— Че расселись, дармоеды, в рот вас через коромысло? Пошли копать. Скоро морозы ударят такие, что хер к мудям примерзнет.
Мищенко, он же Мясник, мог бы работать боцманом на рыболовном траулере, подумал Саша. Апатию из комнаты как ветром выдуло. После краткой перебранки, народ начал обуваться-одеваться.
— Он редко ошибается, — вполголоса объяснил Илья, когда они последними потянулись к выходу. — Метеозависимый. Когда приходит новый атмосферный фронт, у него башку ломит. И если говорит, что будет еще холоднее, значит, будет.
Они шли без снегоступов — по деревянным мосткам, переброшенным через завалы там, где рухнули аж два подъезда девятиэтажного дома. Похоже, «добровольные» помощники чистили дорожки исправно.
Справа на уровне груди тянулся трос толщиной в два пальца, туго натянутый на арматурины большого диаметра, которые глубоко были вбиты в мерзлую землю.
— Это еще зачем? — вполголоса спросил Данилов попутчиков.
— Ветер. Пока ты шел сюда, разве не заметил?
— Почему же, иногда ветрюга и с ног валила.
— Так вот, когда с ветром еще и пепел, равновесие хрен удержишь. Споткнешься и шею сломаешь.
Данилов вспомнил, как он впервые в Тупике попал в пепельную пургу.
— Ботаник, — окликнули его. — Под ноги смотри!
— Что такое?
— На «йорика» наступил, балда.
Данилов глянул вниз. Предмет, который
— Апофеоз войны, — пробормотал идущий позади Физрук. — Нарочно кто-то вчера откопал, сука… Ты не жалей их. Они отмучились. А ты еще нет.
Данилов вспомнил не картину Верещагина, а фильм про аборты, снятый какой-то религиозной организацией. Горку маленьких косточек, ребрышек, конечностей, раздавленных черепов с клочьями плоти и мозга, и такой же застывший вопль на кукольных личиках. Глобальный абортарий.
ТЦ был похож на легший на бок и переломившийся пополам «Титаник».
— Этот курятник из сборного железобетона и легкометаллических конструкций, — объяснил Илья. — Можно было растащить за неделю и все до крошки подобрать, да бульдозеры накрылись… У красногорских вроде автобаза была, хотели меняться — наша хавка, их техника — не срослось… Вот и долбимся вручную. А они с голоду пухнут и то и дело пытаются нас прижучить.
Здание было немаленьким. Четырнадцать тысяч квадратных метров, вспомнил Саша инфу из какого-то буклета. Проходимость — тридцать тысяч человек в день.
Как понял Данилов, удар волны пришелся в фасад, и часть опор, удерживавших перекрытия этажей, рухнула. ТЦ сложился как гармошка, буквально вдавив первый этаж в цокольный. Но «оптимистам» был нужен именно первый этаж: там размещался продуктовый супермаркет «Палаты» с их продуктами, тогда как на втором — только бутики.
Придя на место, они первым делом разложили и разожгли несколько больших костров — для освещения и чтоб растаяли снег и наледь.
Мясник, подошедший последним, пересчитал своих по головам. Без малого двести человек. Заметив Сашу, он еще раз критически окинул его взглядом.
— Так. Ты как ежик в анекдоте. «Сильный, но легкий». Значит, будешь искать. Найдешь что — сразу подзывай старшего.
Они разбились на десятки, и началась работа. Данилов никогда не подумал бы, что лопата и лом — главные инструменты «сталкера» (сами «оптимисты» так себя не звали). Даже там, где разрушения казались непреодолимыми, где все почернело от сажи, — под снегом и коркой из льда и обломков можно было найти нетронутые вещи и продукты. Панели в этом плане лучше, чем кирпич: при обрушении образуется много пустот.
«Накануне людям зарплату перевели, — вспомнил Саша слова кого-то из соседей. — Не протолкнуться было».
Теперь там внизу было пять тысяч покойников и много-много еды. Да еще тонны всякого барахла: от мисочек для кошек до тренажеров и автодеталей. Но на эту фигню «оптимисты» не разменивались — все, что нужно, имелось на складе в кинотеатре. Их целью была только еда.
Частная собственность тут была отменена, и Саша понимал, что толкнуло на это людей. Находил кто-то из группировки десять банок сладкой кукурузы, а другой — коробку сублимированной лапши — все шло в общий котел и делилось потом сообразно вкладу каждого под наблюдением самого Мищенко.