Сорок изыскателей
Шрифт:
Альбом перешел в руки девочек. Они уселись на траве, расстелили рядышком несколько носовых платков, на платки положили альбом; мы, взрослые, присоединились к их кружку. Девочки смотрели альбом очень медленно, внимательно переворачивая каждую страницу, восклицали и ахали.
Попадались нам стихотворения, переписанные круглым детским почерком. Стихи мы хорошо знали, а подписи были с непривычным прибавлением: «господин Жуковский», «господин Пушкин», «господин Кольцов».
На иных страницах мы увидели картинки. Вот тоненькой кисточкой акварелью не очень умелая рука
На следующей странице была нарисована девочка с длинной косой, в смешной широченной юбке, из-под которой торчали длинные кружевные панталончики. А внизу была надпись: «Мне сегодня исполнилось четырнадцать лет».
Далее пошли аккуратно раскрашенные цветочки, бабочки, парусная лодка на ярко-желтом берегу темно-синего моря, собачка, похожая на овечку, и овечка, похожая на собачку.
Меж страниц были вложены засушенные растения. За сто с лишним лет они потеряли свои природные краски. Цветы и листья, бурые и желтые, частью выкрошились, но по очертаниям цветов, по формам листьев мы угадали фиалку, ландыш, лютик, анютины глазки и многие другие.
На последней странице мы увидели картинку-акварель, нарисованную на отдельном листке и позднее вклеенную в альбом.
Рисунок этот совсем не был похож на остальную неумелую детскую мазню. Он изображал ту самую угловую кремлевскую башню, в которую залезал Витя Перец.
Художник нарисовал очень живо солнечные блики на белом камне стен, кучевые облака на темной лазури неба, старые ветлы сбоку. Под картинкой стояли три буквы: «Я Н. П.».
— Что значат эти буквы? — задумалась Магдалина Харитоновна.
— Очевидно, какой-нибудь знакомый Яков Николаевич Петушков или Пирожков нарисовал и подарил, — заметил я.
— Смотрите, смотрите! — воскликнула Люся. — У буквы «Я» нет точки! Это… «Я не подписался…»
— …или: «Я не подпишусь», — подхватила Галя.
— Ребята, вы понимаете, понимаете, где есть похожая надпись? — на весь кремль крикнула Люся. — Значит, Ирина Загвоздецкая хорошо знала художника, написавшего натюрморт, раз он подарил ей эту картинку!
— И значит, он мог написать ее портрет. Правда, правда, мог? — тормошила меня Галя.
И снова головы девочек сдвинулись одна к другой.
Услышав восклицания и крики, мальчики, которые до этого с интересом разглядывали грачиные гнезда на березовых макушках, теперь подошли к нам, но пробраться к альбому не смогли — все места были заняты.
Девятнадцать пар глаз, считая и нас, взрослых, глядели на картинку.
— Еще какие-то буквы! — закричала Соня.
Под крышей изображенной на рисунке башни шел затейливый поясок резьбы по белому камню. Художник очень хорошо передал эту тонкую выдумку древнего строителя. На пояске среди треугольников и шашечек Соня разглядела запрятанные буквы.
— «И», «Щ», «И»!
— Где, где? — Люся нагнулась к самому альбому.
— Правда, «ищи». Дальше «3», «Д», дальше еще какая-то смешная буква.
— Погодите, дайте мне поглядеть. — Магдалина Харитоновна просунула свой, похожий на клин, подбородок меж двух голов девочек и воскликнула: — Да ведь это прежняя буква «ять», теперь «Е»! Ну конечно! «Ищи здьсь».
— Где здесь? — От страшного волнения Люся даже слегка побледнела. — А после мягкого знака еще крестик! — закричала она.
— Где здесь? Где крестик? — отчаянно спрашивал я. Меня оттеснили, я ничего не видел.
— Девчонки, пустите! — требовал Витя Большой.
— Нет, нет! — кричали девочки. — То говорили: альбом — чепуха, то — пустите!
Одна Галя уступила место обоим своим дядюшкам, и те протиснули черные головы откуда-то снизу к самому альбому. Но тут случилось самое возмутительное безобразие: раздался ужасающий визг, все девочки и Люся завизжали так, точно их ошпарили.
Витя Перец как-то ухитрился незаметно просунуть руку в самую середину кучи малы и дернул за уголок картинки. Картинка сразу отклеилась, и он помчался со своим трофеем в угол двора. Все бросились за ним.
Витя Большой его догнал, вырвал картинку и тут же посмотрел ее на свет.
— Нашел! — вдруг дико закричал он и отдал нам листок. Дрожащими руками по очереди мы рассматривали картинку на свет.
Это было настоящее открытие! На оборотной стороне листка был нарисован второй маленький крестик. Если смотреть на свет, этот крестик приходился как раз на середину башни. Он был нарисован ниже верхней бойницы, на расстоянии, примерно равном длине окна.
Забыв об альбоме, мы устремились к кремлевским воротам. Бежали во весь дух, как на соревнованиях. Скорее, скорее к башне!
— Вот! — вскричал Витя Большой, указывая на окно башни.
Это окошко находилось на целый этаж выше, чем то, в которое ночью залезал Витя Перец.
— Как же туда забраться? — недоумевал я.
А мальчишки во главе с Витей Большим один за другим уже хватались за камни прилегающей к башне полуразвалившейся кремлевской стены и карабкались к верхней бойнице.
Бедная Магдалина Харитоновна подбежала, когда все они уже находились на недосягаемой высоте. Ей оставалось только простонать, махнуть рукой и отойти в сторону.
— Смотрите все! — закричал сверху Витя Большой.
Ему удалось подобраться к самой бойнице. Держась одной рукой за оконную решетку, он повис в воздухе, а другой рукой схватился за камень и попробовал его раскачать.
Мы снизу очень хорошо видели, что все камни были плотно скреплены между собой известковым раствором, а этот шатался. Ясно обозначилась трещина, обрисовавшая квадрат вокруг него. Да, камень при нажиме рукой шатался, но не поддавался.
Витя Большой понял, что голой рукой ничего не сумеет сделать с камнем. Он подтянулся и в раздумье сел на подоконник бойницы, свесив ноги.