Сорок пять(изд.1965)
Шрифт:
Эузеб, строго придерживаясь установленного меню, прислал из кухни яичницу, раков и грибы, наполнившие комнату ароматом лучшего сливочного масла, тимьяна и мадеры.
Изголодавшийся Шико набросился на еду.
Настоятель начал есть с видом человека, сомневающегося в самом себе, в своем поваре и сотрапезнике.
Но через несколько минут уже сам Горанфло жадно поглощал пищу, а Шико наблюдал за ним.
Начали с рейнского, перешли к бургундскому 1550 года, пригубили «сен-перре» и, наконец, занялись вином, присланным
— Ну, что вы скажете? — спросил Горанфло, который сделал три глотка, но не решался выразить свое мнение.
— Бархатистое, легкое, — ответил Шико. — А как зовут вашу новую духовную дочь?
— Не знаю.
— Как, не знаете даже ее имени?
— Ей-богу же, нет: мы сносились через посланцев.
Шико опустил веки, словно смакуя вино. На самом деле он размышлял.
— Итак, — сказал он через минут десять, — я имею честь трапезовать в обществе полководца?
— Бог мой, да!
— Как, вы вздыхаете?
— Это будет очень утомительно.
— Разумеется, зато прекрасно, почетно.
— У меня и так много забот. Позавчера, например, пришлось отменить одно блюдо за ужином.
— Отменить блюдо? Почему?
— Потому что монахи нашли недостаточным то блюдо, которое подают в пятницу на третье, — варенье из бургундского винограда.
— Подумайте-ка — «недостаточным»!.. А по какой причине?
— Они заявили, что все еще голодны, и потребовали дополнительно что-нибудь постное — чирка, омара или хорошую рыбу. Как вам нравится такое обжорство?
— Ну, а если монахи были голодны?
— В чем же их тогда заслуга? — спросил брат Модест. — Всякий может хорошо работать, если при этом ест досыта. Черт возьми! Надо умерщвлять плоть во славу божию, — продолжал достойный аббат, кладя себе на тарелку огромные ломти окорока.
— Пейте, Модест, пейте, — сказал Шико, — не то вы подавитесь, любезный друг, вы же побагровели.
— От возмущения, — ответил настоятель, осушая стакан, в который входило не менее полупинты.
И тут, несмотря на протесты Шико, Горанфло затянул свою любимую песенку:
Осла ты с привязи спустил, Бутылку новую открыл — Осел копытом звонко бьет, Вино веселое течет. Но самый жар и самый пыл, Когда монах на воле пьет. Вовек никто б не ощутил В своей душе подобных сил!— Да замолчи ты, несчастный! — сказал Шико. — Если невзначай зайдет брат Борроме, он бог знает что подумает.
— Если бы зашел брат Борроме, он стал бы петь вместе с нами.
— Вряд ли.
— А я тебе говорю.
— Молчи и отвечай на мои вопросы.
— Ну говори.
— Да ты меня все время перебиваешь, пьяница!
— Я пьяница?..
— Послушай, от этих воинских учений твой монастырь превратится в настоящую казарму.
— Да, друг мой, правильно сказано — в настоящую казарму, в казарму настоящую. Еще в прошлый четверг… Кажется, в четверг?.. Да, в четверг… Подожди, я уж не помню — четверг или нет?..
— Четверг или пятница — неважно.
— Правильно говоришь. Важен самый факт, верно? Так вот, в четверг или пятницу я обнаружил в коридоре двух послушников, которые бились на саблях, а с ними были два секунданта, тоже желавших сразиться друг с другом.
— Что же ты сделал?
— Я велел принести плетку, чтобы отстегать послушников, которые тотчас же удрали. Но Борроме…
— Так что же Борроме?..
— Борроме догнал их и так обработал плеткой, что бедняги до сих пор лежат.
— Хотел бы я обследовать их лопатки, чтобы оценить силу руки брата Борроме, — заметил Шико.
— Единственные лопатки, которые стоит обследовать, — бараньи. Съешьте лучше абрикосового варенья.
— Да нет же, ей-богу! Я и так задыхаюсь.
— Тогда выпей.
— Нет, нет, мне придется идти пешком.
— Ну и мне придется командовать, однако я пью!
— О, это дело другое… Чтобы давать команду, требуется лишь сила легких.
— Ну, еще стаканчик, всего один стаканчик пищеварительного ликера, секрет которого знает только брат Эузеб.
— Согласен.
— Он чудесно действует: как ни наешься за обедом, Через два часа снова хочется есть.
— Какой замечательный рецепт для бедняков! Знаете, будь я королем, я велел бы обезглавить вашего Эузеба: от его ликера во всем королевстве может возникнуть голод… Ого! А это что такое?
— Начинается учение, — сказал Горанфло.
Действительно, со двора донесся гул голосов и лязг оружия.
— Без начальника? — заметил Шико. — Солдаты у вас не очень-то дисциплинированные.
— Без меня? Нет! — сказал Горанфло. — Да и к тому же это невозможно, понимаешь? Ведь командую-то я, учу-то я! А вот и доказательство: ко мне за приказанием идет брат Борроме.
И правда, в тот же миг показался Борроме, устремивший на Шико быстрый взгляд, подобный предательской парфянской стреле.
«Ого! — подумал Шико. — Напрасно ты на меня так посмотрел: это тебя выдает».
— Сеньор настоятель, — сказал Борроме, — пора начинать осмотр оружия и доспехов; мы ждем только вас.
— Доспехов! Ого! — прошептал Шико. — Одну минутку, я пойду с вами.
И он вскочил с места.
— Вы будете присутствовать на учении, — произнес Горанфло, поднимаясь, словно мраморная глыба, у которой выросли ноги. — Дайте мне руку, друг мой, вы увидите замечательные упражнения.
— Должен подтвердить, что сеньор настоятель — прекрасный тактик, — вставил Борроме, вглядываясь в невозмутимое лицо Шико.