Сорок пять(изд.1979)
Шрифт:
— Может быть, это было и остроумно с его стороны, — перебил короля д'Эпернон, — но не очень почтительно.
— Увы! — продолжал Генрих. — Все исчезло — и остроумие дорогого друга и он сам.
— Что же приключилось с вашим Шико? — беззаботно спросил д'Эпернон.
— Он умер, — ответил Генрих, — умер, как и все, кто меня любил!
— А от чего умер бедняга, ваше величество?.. От расстройства желудка?
— Шико умер от горя, черствый ты человек, — едко сказал король.
— Он так сказал, чтобы
— Вот и ошибся: он даже не сообщил мне о своей болезни, чтобы не огорчать меня. Он знал, как я сожалею о своих друзьях, ведь ему часто приходилось видеть, что я их оплакиваю.
— Так, значит, вам явилась его тень?
— Дал бы мне бог увидеть хоть призрак Шико! Нет, это его друг, достойный приор Горанфло, письменно сообщил мне эту печальную новость.
— Горанфло? Это еще кто?
— Некий святой человек; я назначил его приором монастыря святого Иакова — красивый такой монастырь за Сент-Антуанскими воротами, как раз напротив Фобенского креста, вблизи от Бель-Эба.
— Замечательно! Какой-нибудь жалкий проповедник, которому ваше величество пожаловали приорство с доходом в тридцать тысяч ливров. Его-то вы небось не будете этим попрекать!
— Уж не становишься ли ты безбожником?
— Если бы это могло развлечь ваше величество, я бы попытался.
— Да замолчи, герцог, ты кощунствуешь.
— Шико ведь был безбожником, и это ему, насколько помнится, прощалось.
— Шико давал мне хорошие советы.
— Понимаю; если бы он был жив, ваше величество сделали бы его хранителем печати, [24] как изволили сделать приором какого-то простого попа.
24
Должность, соответствующая министру юстиции.
— Пожалуйста, герцог, не потешайтесь над теми, кто питал ко мне дружеские чувства. С тех пор как Шико умер, память о нем для меня священна, как память о настоящем друге. И когда я не расположен смеяться, мне не нравится, чтобы и другие смеялись.
— О, как угодно, государь. Мне хочется смеяться не больше, чем вашему величеству. Вы только сейчас пожалели о Шико из-за его веселого нрава и требовали вас развеселить, а теперь желаете, чтобы я нагнал на вас грусть… Тысяча чертей! О, прошу прощения, государь, вечно у меня вырывается это проклятое ругательство!
— Хорошо, хорошо, теперь я поостыл. Выкладывай же свои дурные вести, д'Эпернон. В самом деле, меня так плохо охраняют, что если бы я сам себя не оберегал, то мог бы давно погибнуть.
— Так вашему величеству все же угодно поверить в грозящие вам опасности?
— Я не поверю в них, если ты докажешь мне, что способен с ними бороться.
— Думаю, что способен.
— Вот как?
— Да, государь.
— Понимаю. У тебя есть свои хитрости, лиса ты этакая!
— Ваше величество согласны подняться?
— А для чего?
— Чтобы пройтись со мной до старых помещений Лувра.
— По направлению к улице Астрюс?
— Как раз к тому месту, где начали строить мебельный склад, но бросили, с тех пор как ваше величество не желает иметь никаких вещей, кроме скамеечек для молитвы и четок в виде черепов.
— В такой поздний час?
— Луврские часы только что пробили десять. Сейчас не так уж поздно.
— Очень это далеко, герцот.
— Галереями туда можно дойти за каких-нибудь пять минут, государь.
— Если то, что ты мне покажешь, будет не очень примечательно, берегись…
— Ручаюсь вам, государь, что это очень примечательно.
— Что ж, пойдем, — решился король. Он сделал над собой усилие и поднялся с кресла.
Герцог взял плащ короля и подал ему шпагу; затем, вооружившись подсвечником с толстой восковой свечой, он прошел вперед и повел по галерее его христианнейшее величество, которое тащилось за ним своей шаркающей походкой.
XIII. Спальное помещение
Было всего десять часов, как сказал д'Эпернон, но в Лувре царила мертвая тишина. Снаружи неистовствовал ветер, заглушавший шаги часовых и скрип подъемных мостов.
Действительно, меньше чем через пять минут король и его спутник дошли до помещений, выходивших на улицу Астрюс.
Из кошеля, висевшего у пояса, герцог достал ключ, спустился на несколько ступенек вниз, пересек какой-то дворик и отпер дверь, скрытую желтеющими кустами ежевики. Шагах в десяти от нее виднелась каменная лестница, которая вела в просторную комнату или, вернее, длинный зал.
У д'Эпернона имелся ключ и от этого помещения. Он тихонько открыл дверь.
В зале стояло сорок пять кроватей; на каждой из них лежал спящий человек.
Король взглянул на кровати, на спящих и, обратившись к герцогу, «спросил с тревожным любопытством:
— Кто эти люди?
— Сегодня они спят, но с завтрашнего дня спать не будут, то есть будут по очереди.
— А почему?
— Чтобы вы, ваше величество, могли спокойно спать.
— Объяснись: это твои друзья?
— Они выбраны мною, государь, отсортированы, как зерна на гумне. Это бесстрашные телохранители, которые станут сопутствовать вашему величеству неотступно, как тень. Они будут находиться всюду, где находится ваше величество, и не подпустят к вам никого ближе, чем на расстояние шпаги.
— Ты это придумал, д'Эпернон?
— Ну да, бог мой, я один, государь.
— Это вызовет всеобщий смех.
— Не смех, а страх.
— Твои дворяне такие грозные?