Шрифт:
Нина Катерли
Сорокопуд
Это произошло двадцать четвертого апреля в восемь часов утра на станции метро "Невский проспект", и никто ничего не заметил. Странно: час пик, скопление людей, а ни один бровью не повел - как бежали по перрону, так и продолжали двигаться дальше, как толкались, вломясь в вагон, так, даже и после всего, что случилось, не замерли, не опустили растопыренных локтей, не прекратили трамбовать друг друга или просверливаться, нет. А между тем дверь головного вагона электропоезда только что у всех на глазах разделила человека надвое, и вот, обратите внимание, одна половина, припав к стеклу, растерянно уплывает вместе с вагоном, другая же оторопело застыла, глядя ей вслед.
С
Итак, это не был обычный день, однако небо и пальцем не пошевелило, чтобы рухнуть на землю, земля, в свою очередь, ни капельки не разверзлась, а неподвижная ночь, как это ни удивительно, все-таки кончилась.
"Ввиду отсутствия достаточной взаимности". Коротко и ясно. И вот я иду своим постоянным путем к метро вдоль набережной канала Грибоедова и пытаюсь разложить по местам перепутанные и опрокинутые утренние мысли. Есть чем заняться: в голове неубрано, как в квартире, где только что кончился ремонт. Повсюду занозами торчат цифры чужого (да, теперь чужого!) телефонного номера, и я, начав с коленопреклоненной двойки, аккуратно выдергиваю их одну за другой. Осталась пятерка, вцепившаяся как-то уж очень хватко, но ею можно пока пренебречь, сделать, допустим, вид, что она ко вчерашним событиям не относится. Ну что такое пятерка, в конце концов? Отличная, между прочим, отметка. Или вот: пять пальцев на руке. Пятидневка. Пятый троллейбус, идущий от площади Труда мимо Казанского собора. Не совсем ясно, при чем здесь площадь Труда, а вот Казанский собор - это рядом, это около того нелепого места, где вчера состоялся разговор. Хотя он как раз таки не состоялся. Но погодите, мы же условились не думать ни о каких разговорах, цифрах и вчерашнем дне! Это, кстати, был очень яркий день, настоящий весенний ленинградский день с внезапно высохшим асфальтом и оглушительным солнцем... Какой дурак придумал, что в такие дни особенно везет?..
– Совершенно незачем, нельзя ему звонить, - сказала я зданию Русского музея и подергала пятерку, не имеющую никакого, ни малейшего отношения к вчерашним событиям.
Мимо меня по каналу степенно двигалась одинокая треугольная льдина, покрытая грязным снегом. Это был уже прошлогодний снег. А вчерашний день удалялся по направлению к вечности с постоянной скоростью один час в один час, впрочем, нет, со временем что-то произошло: за сутки, кажется, уплыла неделя.
Льдина уплыла. Впереди, над Невским, вовсю злорадно рассиялось небо; судя по нему, нынче не рабочий четверг, а выходной, когда все устремляются на увлекательные загородные прогулки.
Наша комната в институте выходит окнами на юг и, конечно, сегодня нагреется так, что дышать станет нечем. Хорошо бы плюнуть на все, включая прошлогодний снег и пятерку, и поехать за город. Ходила бы одна по лесу... Походишь тут - новый, а потому не в меру старательный руководитель сектора Игорь кому-то пообещал: или мы сдадим отчет сегодня, или он наложит на себя руки. У него это называется "коллектив взял обязательство". Как он надоел, этот дурацкий отчет, все графики в котором нарисованы мной по принципу "три П": пол, палец, потолок - это так Борис Иванович всегда говорит, наш начальник лаборатории.
Пока я думала про отчет, цифры чужого телефонного номера воровато наросли вокруг пятерки и в голове стало совсем мусорно и тесно. Самое лучшее все-таки было бы сесть в автобус и поехать на вокзал... А отчет? А Игорь со своим обязательством? Хоть разорвись... Не глядя по сторонам, я вошла в метро и спустилась на эскалаторе. Поезд терпеливо стоял у платформы с распахнутыми дверьми, я шагнула в вагон, и тут это случилось: я почувствовала удар, секунду мы стояли, разделенные дверью, ошеломленно уставясь друг на друга. И поезд тронулся.
Первое, что я почувствовала, придя в себя и убедившись, что никто в вагоне не обращает на меня ни малейшего внимания, точно и в самом деле ничего не произошло, так вот - первое, что я почувствовала, было облегчение. Это надо же: только что я все время зацеплялась за телефонные цифры, только что, на чем бы ни пыталась сосредоточиться, возвращалась и возвращалась ко вчерашнему дню, а теперь внезапно все сделалось просто и ясно, последняя глава отчета виделась, будто уже написанная, намеченные на сегодня дела расставились по часам, как фигуры на шахматной доске, а настроение сделалось... оно сделалось просто хорошим, - и в самом деле, Что, собственно говоря, случилось такое непредвиденное, а уж тем более трагическое? Сегодняшние переживания, если посмотреть в корень (а только так и нужно), в основном состоят из уязвленного самолюбия - чувства очень неприятного, но, согласитесь, не смертельного; все, что ни делается, как говорят, к лучшему, правда?
На пересадке у Технологического института каждое утро я встречаю наших сотрудников и, завидя кого-нибудь издали, обычно стараюсь сесть в другой вагон - служебные дела и отношения пускай начнутся позже, в положенное время - в восемь тридцать, но сегодня в этом больше не было надобности, и я подошла к Антонине Дмитриевне (опять она в своей чернобурке, сколько можно - апрель ведь на дворе!) и сказала: Здравствуйте, Антонина Дмитриевна, как вам идет эта шляпа. Антонина Дмитриевна сделала губы домиком и сразу закокетничала: Да что вы, да этой шляпе сто лет в обед, да вы каждый день ее видите, только внимания не обращали, да, кстати, на вашем месте я бы обязательно купила себе что-нибудь на голову - платок вас портит, сходим вместе, посмотрим, сегодня же и сходим, вы такая еще молодая, а сейчас бывают очень симпатичные вещи.
Между прочим, верно, платок мне не идет, и вообще надо наконец заняться собой, сразу вся дурь из головы вылетит, потому что это - дурь, все это выдуманное, искусственное, мною же и созданное просто от скуки.
Утром народу в электричке мало. Едут какие-то мужики в ватниках, наверное с ночной смены; девушка с маленькой белой собачкой на коленях; старуха с корзиной, в которой что-то шевелится и пищит.
– У вас цыплята?
– спрашивает девушка.
– Ой, какие хорошенькие!
– Собаку-то убери, - старуха сипит, как будто у нее в горле нет ни одной голосовой связки, - убери, не поела бы.
– Нет, что вы! Она у нас добрая.
– У меня и поросята есть, - свистит старуха, - они знаешь каки умные, поросята. Кажный свой сосок знат, чужого нипочем не возьмет. Запрошлый год двое померло, так два соска у матки так и засохли - нипочем не брали.
Потом начался рабочий день: из вороха бумаг - ну и хлев у меня в ящике письменного стола!
– я вытащила листки с отчетом: "...в соответствии с решением, принятым на последнем заседании научно-технического совета, необходимо ускорить решение проблемы по замене металлической арматуры изделиями из пластмасс", косые ленивые буквы, строчки сонно падают концами вниз, я принялась за последнюю главу, слова выскакивали откуда-то из памяти и застывали над листом в услужливых позах (вот что у меня изменилось, так это почерк: буквы четкие и прямые, цифры... да при чем же здесь цифры?), график весело бежит вверх, и все правильно, графики должны идти прямо и вверх, а в комнате - разговоры, надо вызвать мастера из КИПа, пусть подключит к потенциометру термопару... нет, лучше так: "острые углы и кромки должны быть закруглены радиусом не менее...", это очень правильно, обойдемся без острых углов.