Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
— Повторю ещё раз, — кротко говорит он. — Ты отсюда не выйдешь до тех пор, пока я не сочту, что ты полностью восстановился. И имей в виду: конюшня заперта, пешком ты далеко не уйдёшь — собаки вернут, а оборачиваться в кого-либо ты пока не сможешь. Наберись терпения. Я не менее твоего беспокоюсь за Иоанну.
И снова ликую. Наставник словно читает мои мысли на расстоянии!
— Вот бы сам и искал… Извини, — бормочет Мага. Отшвыривает диванную подушку, другую раздражённо приминает кулаком. — Тебе нельзя, я забыл. Но если бы ты знал, насколько это тяжело — валяться вот тут бревном вместо того, чтобы заниматься делом!
— Тут ты прав. — Сэр смотрит задумчиво
Вид действительно замечательный, особенно по ту сторону окна. Солнце почти скрылось, и на чёрном, абсолютно гладком стекле озёрной поверхности дальний сегмент словно подсвечен изнутри кораллово-красным. По соседству проклёвываются крупные огоньки, как будто всплывают из глубины. Они здесь и больше, и ярче, нежели в городе.
А солнце, между прочим, в тучу садится. К дождю.
— Тут ты прав, — повторяет сэр. — Самое трудное — невмешательство. — И продолжает задумчиво измерять шагами ковёр.
Мага с интересом следит за ним. Сдвигает брови.
Сэр останавливается, чтобы зажечь свечи в высоком канделябре на столе. Двенадцать свечей, подсчитываю я. Мрак разгоняется по углам, клочья тени поспешно прячутся в складках тяжёлого балдахина и оконных портьер, ныряют под кровать красного дерева. Оконный проём за моей спиной окончательно чернеет.
— Майкл, — вкрадчиво говорит Мага. — Вот не люблю я, когда ты начинаешь высказываться полунамёками. Верный признак того, что ты знаешь гораздо больше меня. Признавайся, что ты хотел сказать? О каком невмешательстве речь?
Одной рукой легко, будто пушинку, сэр подхватывает тяжёлый резной стул, устанавливает напротив Магиного дивана, садится верхом. Снимает медальон с шеи. Смотрит на Магу в упор.
— Хочу тебе кое-что показать, друг мой. Нет, не вставай. Это хорошо, что ты сидишь, будешь меньше дёргаться, как говорит одна наша общая знакомая. Смотри внимательно.
Он отщёлкивает крышку медальона, что-то там подкручивает, настраивает, словно в часах, и я вместе с ними вижу картинку, от которой едва не сваливаюсь с насиженного места.
Ничего себе! Эта штучка, которую сэр в своё время обозначил как ментальный сканер, оказывается, не только считывает воспоминания, но и консервирует их! Магическая флэшка!
И я просматриваю заново ту сцену, в которой прошу девочек стереть игры с ноутбуков, и последующую поездку за щенками, и наше возвращение… Себя я не вижу: правильно, это ж моими глазами всё действо воспринимается! Но остальные картинки для меня разворачиваются, как на невидимом экране в три-дэ кинотеатре: объёмно, красочно и с качественной озвучкой. Оправившись от вполне естественного ступора, не вслушиваюсь, потому, что и так знаю, чем дело закончится, а просто любуюсь своими девочками. Раз уж выпал такой случай…
Всё-таки молодец моя проекция, освоилась, действует, как надо. На периферии сознания мелькает мысль: это тогда она справлялась, а как сейчас? Может, набрать как следует энергии — и попробовать ещё раз её проведать? Но пока откладываю идею в заначку. Проснусь — подумаю.
— Повтори, — просит тем временем Мага. — Давай ещё. Сначала.
Да, печально убеждаюсь я, снова и снова сравнивая моих детишек с новоявленным родителем. Вылитые папочка. Мои здесь только хлопоты…
После третьего сеанса сэр решительно захлопывает медальон.
— Итак, Мага, — неожиданно сурово говорит он, — как ты думаешь: что я мог подумать, увидав этих прелестных девочек? — На лице Маги блуждает счастливая улыбка. — Сперва я не мог понять, кого они мне напоминают. Потом припомнил наши детские портреты, помнишь, в фамильной галерее? — Мага замедленно кивает всё с той же улыбкой. Сэр неожиданно с силой пристукивает ладонью по спинке стула. — Да очнись же ты, наконец! К тому же я прекрасно осведомлен о тенденции к рождению близнецов в вашем семействе. И всё ещё помню ту тёмную историю пятнадцатилетней давности, когда ты более чем на месяц пропал невесть куда, и даже твой отец, несмотря на все усилия и связи, не мог вас с Николасом разыскать. Вернулся ты один, вернулся мрачный, подавленный; возможно, ты что-то и объяснил своим родным, но я об этом ничего не знаю. Пятнадцать лет назад, Мага. Детям, твоим маленьким копиям, — по четырнадцать. И это ещё не всё. Ты видел их ауры?
— Да, — блаженно выдыхает Мага. — Замечательные ауры. Даже у меня в детстве не было такого потенциала. И это — у девочек!
— Мага, опомнись! — Сэр встаёт, с грохотом отодвигая стул. — Выйди из этой эйфории, у нас с тобой серьёзный разговор.
Паладин, заложив руки за спину, делает хищный круг по комнате. Останавливается напротив Маги.
— Послушай, в работе с человеческой памятью тебе со мной не сравниться. И если ты этого не знал — узнай сейчас. В тот день я копнул намного глубже, чем тебе сейчас показал; но тот самый блок, что ты поставил на Иоанну, не позволил ей ни увидеть, ни запомнить то, что увидел я. Тот самый блок, из-за которого она не смогла толком разглядеть твоё изображение, твой детский портрет, ибо тогда обнаружила бы несомненное сходство со своими детьми, а ты велел ей забыть всё, с тобой связанное. Всё! Мага, ты был с этой женщиной неделю, вы любили друг друга, и у тебя даже мысли не возникло, что она может забеременеть? Твой отец занимается изучением порталов между мирами, и я знаю точно, что окна он уже несколько раз открывал; даже Гала могла заглядывать в свой мир, а они с Иоанной — из одной страны! И за пятнадцать лет ты не попытался найти женщину, от которой у тебя могли быть дети? И это при том, как страстно ты их желал?
Вокруг моего наставника мечутся синие всполохи, отсвечивающие красным. И это не отблески заката, он давно загас, это праведный гнев Паладина.
— И что я должен был подумать? Допустим, что тебе не хотелось рассказывать о неудачной любовной истории. Да, девушка в чём-то не оправдала твоих ожиданий, не поняла и не приняла твои принципы. Но кидать в неё одно из сильнейших заклятий? Мага, она всего лишь женщина, а им свойственно ужасаться жестокости, даже если она направлена против их обидчиков. Сколько тебе тогда было? А ты повёл себя как мальчишка.
— Да, не сдержался, — цедит Мага. — Майкл, дело сделано, ничего не воротишь, и я сам себя давно наказал. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я извинился перед ней? Не могу. Ты видел, чем она мне ответила? Ты знаешь, что такое — навязанная любовь, навязанная память? Да я все эти годы жил в непрекращающемся кошмаре, ты хоть это понимаешь? Что бы я ни делал — я не могу её забыть, я всех женщин с ней сравниваю, я понимаю, что, может, она и не хотела этого, но она уже стала моим персональным адом, навязчивой идеей, каким-то паразитом! Я не могу от неё отделаться! — Он оттягивает ворот рубашки, как будто тот его душит. — Не мог, — уточняет уже спокойнее. — Вот уж никогда бы не подумал, что приворот — такая скверная штука…