Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
Колечко в карман, подушки подмышки и вперёд, на ночёвку под звёздами.
Один спальный мешок Николас сбросил на лежаки, второй — на диван. Туда же указывает и мне. Родственница, мол, я большой и длинный, мне нужно больше места, так что извини. А я не в претензии. Диван мягкий, спальник лёгкий, но тёплый — не иначе как на пуху, но это ничего, пар костей не ломит. Заложив руки за голову, таращусь в небо и чувствую, как возвращается на физиономию блаженная улыбка.
Хорошо.
— Хорошо, родственница, — словно откликается на мои мысли Николас. — Знаешь, сколько раз я тут лежал и восторгался, и не хватало только одного. Чтобы кто-то был рядом и разделил с тобой всё это. Чтобы, допустим, женщина была…
Он замолкает.
— И не мешала, — подхватываю я.
— Правильно, — завершает он с облегчением. — Я знал, что ты поймёшь. Спокойной ночи, Ива.
— Спокойной ночи, Ник. А знаешь, что я тебе скажу?
— Что?
— Я уже почти две недели не говорила никому «Спокойной ночи». Спасибо тебе. И за море спасибо. И… за всё.
— Спи, Ива. Я рад, что ты здесь.
Я слышу, как он, выпростав руки, взбивает подушку и, вздохнув, затихает. И снова падаю в небо.
Непередаваемое ощущение. Немного похоже на недавнее парение в волнах. Но уже нет пульсации моря, только чуть заметная качка. Зато звёзды отсюда почему-то кажутся крупнее и ярче. И сказать бы, что, мол, не узнаю ни одного знакомого созвездия, но у меня нет знакомых созвездий, разве что дома я могла опознать ковш Большой Медведицы, и то когда была твёрдо уверена, что в этот момент смотрю на север. Поэтому звёздное небо надо мной — просто неизвестное и загадочное, с перемигивающимися белыми, голубыми, желтоватыми точками, и некоторые из них словно бы дрожат от воздушных струй и раздваиваются…
Это наталкивает меня на некоторые воспоминания.
— Ни-ик, — зову шёпотом. — Ты спишь?
— Угу, — отвечает он, наконец. — Почти. Что-то хотела?
— Ты говорил тогда дону Теймуру…
— Отцу, — поправляет он.
— Отцу, — послушно повторяю. — Ник, что всё-таки это такое — система двойной звезды?
— Так ведь название само за себя говорит, родственница. Звёздная система, в основании которой не одно светило, как в наших с тобой мирах, а два. Сама видишь их тут каждый день.
— А что означает — полная автономность? И отчего она возникает?
— Накладываются как-то друг на друга гравитационные поля светил, совмещаются с планетарным полем, а если ещё добавятся гравитации спутников — здесь их целых три — то мир полностью блокируется. Он как бы замыкается в коконе природного магонепроницаемого поля. Потому и нет здесь свободного потока магии, и сообщения между мирами нет, а если и встречаются чудеса — то больше связанные со скрытыми особенностями человека. А магов здесь не водится. Я же тебе говорил, помнишь?
— Ты про некромантов только говорил.
— Ну, считай, про магов вообще. Нет здесь никого кроме нас с тобой и Рика.
— Так я ж не маг, — говорю обескуражено.
— Здрассте-пожалуйста! А как ты себе это представляешь? Аура у тебя — магическая, и обережная, и некромантовская, навыки у тебя магические и при этом ты просто человек?
— Как-то я об этом не думала…
— Да ты вообще о многом не думаешь, — сердито говорит Ник. — Тебя и сюда-то занесло по недоразумению. А видишь — оказалось, что мне на удачу. Спи, родственница!
— … Ни-ик! — шепчу я снова минут через пять.
— Ну?
— А почему тогда ваш мир… ну, твой родной — автономный? Он же с одним солнцем?
— С чего ты взяла? Нет, конечно, солнце одно, а про автономность ты к чему сейчас говоришь? Нормальный у нас мир, ты же сама видела — магия процветает. Если и есть технические нововведения — то по минимуму, когда от попаданцев что-то интересное перепадёт. Никакой автономности, родственница. Естественный энергообмен с окружающим космосом и другими системами.
— Естественный? — Я даже сажусь. — А почему же тогда Гала сказала, что ваш мир вампирит? Что он — замкнутая система, в которой энергии не хватает, вот и присасывается к соседним мирам, а заодно с энергетикой и попаданцев к себе тянет? Я это хорошо помню!
— Бр-р-р, — Николас раздражён и тоже садится. Трясёт головой. — Подожди, дай-ка я уловлю твою мысль. — Задумывается, прищёлкивает пальцами. Я уже помню, что этот жест у некромантов как-то связан с очередным мини-волшебством, и понимаю из последующих слов, что Николас освежил из памяти те самые сведения, что считал с меня недавно. — Ну, так вот что я тебе скажу. Скорее всего, твоя Гала скормила тебе дежурную сказочку, предназначенную для всех попаданцев. На самом деле правда в этом трёпе только то, что касается игр и квестов, а мироустройство у неё вообще из пальца высосано. Думаю, она сама толком ничего не знала, а была в своё время снабжена инструкциями: что, кому, о чём и в каких дозах выдавать, чтобы и лишним не грузить, и помочь попаданцу исполнить то, для чего он из своего мира был сдёрнут — отыграть. Всё.
— Подожди-подожди, так значит, этот мир вовсе не по Игре создан?
— Родственница, — говорит Ник устало. — Тебе сколько лет, ты знаешь? Знаешь. А вот твоей планете, к примеру, сколько лет? Ну?
— Около пяти миллиардов, — подумав, сообщаю. — Это навскидку, из девчачьих энциклопедий помню. Точнее не могу сказать.
— И не нужно. Пять миллиардов лет — нормальный возраст для планеты. Ты мой мир помнишь? Как ты думаешь, ему — сколько лет? Или он создаёт впечатление только что возникшего? Он же в своё время до-олго рождался: уплотнялся из пылевого облака, затвердевал… Что там дальше в процессе планетообразования, помнишь? Принял теперешнюю форму, создал атмосферу, отделил тверди от вод. Потом ещё миллиарды лет ушли на зарождение примитивных бактерий, потом протянулись первые эволюционные цепочки, потом пришла пора…
— Не надо, это я знаю, — прерываю я.
— И что тебе до сих пор непонятно? Это только в сказочках какой-нибудь демиург сотворяет из ничего в единый момент мир со всем готовеньким, населяет его, кем хочет и устанавливает собственные правила. А ты сама прикинь: мир — это планета в составе собственной звёздной системы, собственной галактики, и всё это рождается, живёт и умирает воедино. Есть фундаментальные законы мироздания, вклиниться в которые невозможно никому, даже богам, хоть их и полно в каждом из миров.
Какое-то время я это перевариваю. Потом не выдерживаю.
— Выходит, я поверила в сказочку? — И в самом деле, только сейчас мне видны как на ладони все логические нестыковки. — Ник, ну почему я повелась на все эти россказни? Это же элементарно… И что же тогда получается — все вокруг врут?
Николас долго молчит, прежде чем ответить. Расстёгивает спальник наполовину — должно быть, ему жарко.
— Все… — задумчиво повторяет он. — А ты вспомни, среди тех, с кем ты общалась, были коренные жители? Ты жила среди таких же, как ты, попаданцев, которые знали немногим больше твоего, и то ровно настолько, насколько раньше тебя влипли. У вас у всех была одна исходная информация, наверняка из единого источника. А как ты к нам попала? Вспомни сами обстоятельства: стресс, страх, прессинг, запугивание — тут не до логики. Временной фактор, к тому же, тоже мешает спокойно остановиться и всё обмозговать, счётчик-то тикает. Вас бросают в такие условия, когда анализировать просто некогда, а потом бывает и некому. А местное население настраивают если не враждебно, то хотя бы на отчуждённость.