Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
Ночь падает на море стремительно, будто что-то из-под горизонта резко дёрнул вниз привязанные за ниточки раскалённые шарики. Остаётся лишь недолговечный багряный отблеск у самого горизонта, да и тот истаивает быстро, как кусок сахара в горячем чае. Но моего спутника тьма не смущает.
— Ива, я пока освещение не буду включать, не возражаешь? Не люблю лишний искусственный свет в море. Сейчас луны разгорятся, их вполне достаточно. А вот скажи-ка мне… — Он барабанит пальцами по штурвалу. — Я ведь в твои личные воспоминания старался особо не влезать, только краем прошёлся. Ты вообще-то много вспомнила из того, что было закрыто блоком? Всё — или частично?
Я внезапно впадаю в непонятный ступор.
— Основное, — говорю, наконец. — А почему ты спрашиваешь?
— А почему ты спросила, всегда ли мой братец таков, как сейчас? Ты же с ним около недели бок о бок провела, кому, как не тебе, знать. Ива?
А у меня в голове — пусто. Абсолютно. Пытаюсь припомнить подробности хотя бы нашей с Магой первой встречи — и ничегошеньки не получаю… Тру виски.
— Э, э, родственница, не паникуй! — строго окликает Николас. — Я ж не зря поинтересовался. Слыхал я про такие побочные эффекты: в момент снятия блока вываливается на твою бедную голову сразу всё, не только из запретной зоны, но и из соседних, причём одномоментно. Перегруз для мозга страшный, бывает, что некоторые не выдерживают. А случается, что подсознание само ставит затычку — и оставляет тебе лишь самое основное, а подобности выдаёт по крохам лишь спустя какое-то время. И то, если пациент сам этого возжелает.
Я вспоминаю, как после снятия блока меня отключало почти до утра — и ёжусь. Продолжать беседу не тянет. Оглядываюсь: далеко ли заплыли? Береговую полосу можно опознать по цепочке фонарей, за ними сияет жёлто-розовое марево города, подальше, словно грозовая туча темнеет горный хребет. Оказывается, мы маханули порядочное расстояние, просто ориентиров в открытом море нет, чтобы взгляду зацепиться, всё кажется, что движемся, не торопясь, а на самом-то деле… На чернильном небе уже высоко две оранжевых луны, побольше и поменьше, с такими же, как на земной, пятнами сухих морей и кратеров.
— Есть ещё и третья, — сообщает Николас, заметив мой взгляд в небо. — Выползает, когда эти две заходят, так что катаклизмов с приливами и отливами здесь не бывает, всё уравновешено.
Как он и говорил, лунного света оказывается достаточно, да и глаза к темноте привыкли быстро. В открытом море я второй раз в жизни, а уж ночью-то — в первый, и от невиданного раньше зрелища цельного небесного купола, ничем не перекрываемого, забываю обо всём на свете. Больше всего мне хочется сейчас перебраться на лежак или диван и любоваться звёздами оттуда, потому что шея уже затекает. Я кручу головой, двигаю лопатками, когда внезапно в лицо ударяет волна жаркого воздуха. Как будто с самого размаху из ночной прохлады мы ворвались в зону тепловой завесы, только уж очень обширную. Украдкой трогаю голову: даже волосы согрелись, как на солнцепёке. Это что же такое?
Двигатель сбавляет обороты и, наконец, умолкает. С обоих бортов загораются цепочки фонариков, салон под нами озаряется светом, шумно плюхаются в воду якоря. Довольный, Ник потягивается, встаёт и снимает пиджак, небрежно пристраивает его на спинке кресла.
— Всё, родственница, приехали. Просто так, что ли, я твой купальник разыскивал? Иди, переодевайся.
Со страхом гляжу на чёрную воду, под поверхностью которой, наверное, километров двадцать глубины. На чёрное небо. На своего спутника, у которого в свете лун лицо, кажется, тоже светит неестественно-белым.
— Здесь? — спрашиваю. — Купаться? Сейчас?
— А где ещё? Конечно, здесь. Только не говори мне, что не умеешь плавать, не поверю.
— Не умею, — говорю быстро.
— Врешь, — отвечает он хладнокровно. — Ты с моим братом на море познакомилась — и что, ехала туда, не умея плавать? Да главное тебе сейчас — уметь на воде держаться.
— Я туда не полезу! Ни за что!
— Родственница, не говори глупостей. Купание в открытом море — это ж сказка! Вода здесь исключительная, сама держит, да к тому же, ещё и теплее обычной. И ничего с тобой не сделается, я же рядом!
— Так я и тебя притоплю случайно, — обещаю. — Лучше сразу меня бросай за борт, без купальника, зачем время тратить?
— Поясняю, — говорит он терпеливо. — Здесь, прямо под нами — подводный вулкан. Почти заснувший, но лава ещё подтекает, потому-то отсюда идёт тёплое течение. Энергетика так и прёт, но выше волны не поднимается, а зарядка от неё — существенная. Так что выход у тебя только один, правильно ты сказала: за борт. Ну, что, переоденешься — или бросать тебя в воду, в чём есть?
— Да ведь ты не отстанешь, — уныло говорю. — А… а если я заблужусь? Потеряю в темноте ориентацию, не найду яхту, разминусь с тобой и останусь здесь навек?
— Родственница, ты не ослепла? Бортовые огни включены, не потеряешься.
— А если я отплыву слишком далеко? И у меня не хватит сил вернуться?
— Я буду рядом, — кротко повторяет он.
— А если меня в воде кто-нибудь схватит… за попу, например? Вдруг тут водятся хищники?
— Нет, в кого ты такая трусиха? Если кто тебя здесь и схватит за попу или за другие части тела, так исключительно я. Обещаю предупредить заранее, чтобы не боялась. Иди.
— Но…
— Иди, Ива, — отвечает он железным голосом. — Работаем.
И я тащусь вниз, уговаривая себя, что, действительно, нет в этом ничего особенного — в ночном купании, да ещё в открытом море, да ещё с таким надёжным мужчиной рядом… Что делать, есть у меня определённые причины бояться глубины.
При моём появлении Рикки, вроде бы крепко спящий, приоткрывает один глаз. Сонно следит за тем, как я роюсь в сумке, нахожу то, что мне нужно, поспешно прижмуривается, когда я переодеваюсь… и, улучив момент, прыгает мне на голое плечо. Я едва не пригибаюсь под его тяжестью: да он становится довольно-таки весомым варанчиком! Потёршись о мою щёку, Рикки уже привычно оборачивается вокруг меня поясом. А что, всё правильно, если нам предстоит подзарядка — фамильяру надлежит быть при мне, как, впрочем, и цацкам, которые неправильный некромант для меня заботливо припас. Не забыть нацепить, кстати…
Николас ожидает на корме, оседлав борт и перекинув ноги на ту сторону. У меня даже дух захватывает, настолько он хорош на фоне ночи. Я говорила, что он белокож, как и Мага? А в лунном свете он кажется ожившей статуей, с рельефными мускулами, не гипертрофированными, как у культуристов, а благородно очерченными, чутко отзывающимися на малейшее движение. Вопреки моим опасениям, он не в каких-то легкомысленных мини-плавках, в коих многие атлеты любят щеголять, но во вполне приличных лёгких штанах чуть длиннее «боксёров», чуть короче бридж. Он открывает распашную дверцу в корме.