Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
Всё-таки надо снова постучаться к кому-нибудь и спросить дорогу. Поймут же, не откажут больному человеку… больной даме с собачкой. Ведь ночь на дворе, темно, фонари горят через два на третий, да и то кое-как, тусклые. И стра-а-ашно…
Потому что не слышно привычных городских звуков. Нет вечных кумушек на скамейках, не раздражают вечной рекламой голубые экраны в каждом втором окне, байкеры не тарахтят… даже местные брехуны заткнулись. Даже молодёжь не тусуется с пивом и коктейлями.
Нора жмётся ко мне. Правильно, кто её защитит, как не я? Стряхнув оцепенение, иду к ближайшей калитке. Тут даже дурацкого колокольчика не видно, зато решётка
— Эй! Хозяева! Откройте, хоть кто-нибудь!
Нет ответа. Ещё немного — и я запаникую. Может, перелезть через забор, достучаться в окно? На худой конец, заночевать на какой-нибудь скамеечке или в беседке, вон они, при палисадниках проглядывают. А куда я дену Нору? Через такие заборищи самой, дай бог, перебраться, решётки у всех узкие, кошка, может, и пролезет, но не пухленький лабрадор. Хоть бы какую-никакую палку в руки, всё уверенней я себя чувствовала бы. Палкой, кстати, можно и прутья решётки попытаться раздвинуть… нет, ерунда, я же не Геракл доморощенный. Но поискать можно бы.
И тут меня озаряет. Давеча, когда я ломилась в калитку, один из прутьев под рукой поддался сильнее прочих. Пойти вернуться, попробовать вытащить, что ли? Кстати, а ведь это довольно часто используемый в квестах приём: если нужен предмет для взлома двери или для самообороны, всегда под рукой находится подходящее зарешеченное окно или ограждение с ослабленным звеном. Настал час проверить теорию на практике.
Перетряхнув по очереди прутья на недавнишней калитке, отыскиваю среди них не слишком стойкий. Кстати, соседний экземпляр двигается в гнезде ещё свободнее. Значит, за него и возьмёмся, подёргаем из стороны в сторону, покрутим, вдруг что получится? А набегут на шум домовладельцы — прекрасно, давно жажду увидеть хоть кого-то.
После очередного энергичного толчка в основании железяки что-то хрупает. Ага! Вы ещё не знаете, дядя Жора, на что может быть способна такая сударыня, как я! Лапки у меня, слава богу, крепкие, счас мы этот пруток покрутим-повертим, да и вытащим. А хозяева сами виноваты. Небось, пожадничали с оплатой, вот мастеру и намудрил. Зато теперь у меня в руках — отличный штырь с острым косо обломанным нижним концом. Мы его развернём этим остриём вперёд — и чем не копьецо? И будем держать наизготовку, как нас на Русборге учили. Сразу уверенности в себе прибавилось. Намного.
— Давай, Нора, вперёд. Мы теперь вооружены и очень опасны, не бойся.
Да. А куда — «вперёд» — сами не знаем. Куда прямая выведет.
Прямая не успела и десяти шагов нас провести, когда Нора зарычала. А я испугалась. Никогда не слышала от неё такого злобного рыка: лабрадоры очень мирная порода, а тут… шерсть на хребте вздыбилась, лапы упёрты в боевой стойке, зубы оскалены… И дрогнула земля под ногами. И раздался полурык-полугром совсем рядом, кажется — вот за этим ближайшим поворотом, всего в четырёх домах от нас…
Короткий девичий вскрик, летящие в нашу сторону шаги… Кто-то бежал по переулку, а кто-то ещё — с уверенной мощной поступью — догонял. Лёгкие шаги отстукивали гораздо чаще тяжёлых, но, похоже, не успевали. В оцепенении я уставилась на грань углового здания. Вот сейчас они оттуда выскочат. Вот сейчас… В декорациях патриархального спящего городка всё происходящее казалось диким и инородным.
Из мрака переулка на тусклый свет фонарей выскакивает девчонка-подросток лет четырнадцати, в коротенькой юбчонке, кожаном панцире,
Только этого не хватало, думаю я в смятении. Только этого не хватало. Только этого… Меня явно клинит.
Это не кадр из Спилберга. Это не голограмма. Это встающий на дыбы, задирающий к небу башку и рычащий ящер. Отчётливо видно, как дёргается проступающая сквозь белёсое чешуйчатое горло трахея, судорожно хватают воздух передние трёхпалые ручки… вернее, конечности. Хрустит случайно попавшее под удар хвоста тоненькое деревце, кем-то некстати высаженное перед палисадником.
Он ОЧЕНЬ большой, в два человеческих роста. И разъярённый. Никому не понравится, когда острая штука больно кусает в бедро. Пригнувшись, он ныряет головой вперёд, словно курица, клюющая корм, и резко выпрямляется с ухваченной поперёк туловища девочкой. Её черёд кричать от боли.
Я отмираю и бросаюсь прочь.
До сих пор стыдно за тот момент, но что было, то было. Ноги сами уносили меня от ужасного места, а в голове стучало: бежать, пока меня не увидели! Не знаю, успела бы я скрыться, может, ящер утихомирился бы, может, счёл бы добычу мелковатой и ринулся бы на поиски жратвы посущественнее, но только перехватил меня отчаянный вопль.
— Ма-а-а! Мамочка! — И я узнала Сонькин голос.
Этого не может быть. От ужаса я выпускаю из рук поводок. Соня? Без раздумий кидаюсь обратно, на ходу поудобнее перехватывая копьецо. Держись, детка, только держись! Мама здесь! И надо бы вспомнить, что дочке здесь делать нечего, она дома, с Машкой. Но сейчас за меня думают бегущие ноги и извечный материнский инстинкт.
— Ма-а-а!..
Крик обрывается с булькающим звуком, и я готова завыть в ответ. Не смей, доча! А ты, сволочь бешеная, отпусти её!
Как кстати он сейчас поворачивается ко мне боком…
Ухватив покрепче прут обеими руками, я с размаху втыкаю его в пятнистое брюхо. Некогда мне думать, что оно там ближе — сердце, печёнка… Велоцераптор вздымается и орёт дурным голосом, железяка, что с моей нехилой подачи увязла глубоко и прочно, выдёргивается из рук и уносится вверх. Мимо меня летит и впечатывается в тротуар изломанное тело.
Мелькает слева белая тень. Это Нора, мой верный собакин, повисла на боку у ящера и тот отщёлкивается зубами, но пока не достаёт. С копьём, бесполезно торчащем в брюхе, он похож на недоколотую бабочку, сбежавшую от энтомолога. Доколоть! Немедленно! И я, отскочив для разбега на несколько шагов, врезаюсь затем что есть мочи в толстую заднюю лапу: всем телом, всем своими лишними килограммами, из-за которых полжизни мучилась и что сейчас так пригодились. Инерция плюс масса — это мощно.
Потому что — может, ты и хищник в две тонны живого веса, но ежели ты прямоходящий и в бедре у тебя арбалетный болт, а в животе копьё, и при этом в коленку летит со всей дури крепкая баба… Тут тебе и оступиться. Хотя бы от неожиданности.