Сороковник. Книга 3
Шрифт:
Он перекидывает через плечо рюкзак Николаса, а мой просто подхватывает как сумку.
— Поведёшь пока собаку. Пусть руки свободны будут.
Сдерживаю вздох. Вот он уже и начинает мною распоряжаться. Рюкзак-то мой ему зачем? На всякий случай, привязать к себе моим драгоценным альбомом? Или… действительно заботится? Оглядываю своего "партнёра" с головы до ног и задумываюсь: как бы ему корректно намекнуть об одном обстоятельстве?
— Ну? — он нетерпеливо постукивает ногой.
— Мага, а ты вообще как сюда шёл? — спрашиваю напрямик. — На тебя не оглядывались? Это я про то, что ты всё-таки в толпе выделяешься своим прикидом… одеждой, у нас такое не носят.
Да. Высокие сапоги со шпорами, чёрный камзол с бриллиантовыми пуговицами и серебряным шитьём, шляпа с высокой тульей, почти вестерновская, неизменный кинжал за поясом… Да ещё ногти его знаменитые, боевые когти боевого некроманта. На него же должны были хотя бы оборачиваться, на такого нестандартного, а при его болезненном самолюбии и взрывоопасности это чревато последствиями.
— Есть несложное заклятье, — нетерпеливо говорит он. — Просто отвёл глаза прохожим. Я и сейчас им воспользуюсь, не морочь себе голову. Всё?
Довольная Нора суёт мне в руки поводок: гулять? мы идём гулять? мама, ты так давно со мной не выходила! У меня сжимается сердце. Гулять, золотко. Почти как в тот роковой вечер. Разница в том, что теперь я точно знаю: вернусь нескоро.
И пока мы спускаемся с третьего этажа на первый, минуя панели в граффити от местных дарований, пока проходим несколько тесных и зелёных двориков, квартальчик четырёхэтажных и двухэтажных хрущёвок, пока не выходим на "историческую" центральную улицу городка — с лица Маги не сходит брезгливая гримаса. Как будто настолько ему это унизительно — проходить по этакому убожеству, ему, потомку наверняка какого-нибудь рода с шестисотлетней историей, ему, проживающему в фамильной резиденции на берегу тёплого моря, ему, боевому некроманту… Догадываюсь. Терпи, супруг. Нам с девочками, на мой взгляд, было здесь совсем неплохо.
А вот центральная улица ему неожиданно нравится. Наверное, потому, что не обезличена серыми многоэтажками: дома и домики здесь сохранились ещё вековой постройки. Есть из бруса на каменном фундаменте, есть и кирпичные одноэтажные, есть и двухэтажные — бывшие купеческие и дворянские особнячки. Новострои не высовываются, а те, что попадаются на глаза — маскируются под окружение. И я невольно вспоминаю город Николаса. Да, вдруг думаю с гордостью, у нас, между прочим, тоже выдерживается историческая достоверность, пусть и не так рьяно, потому что спонсоров богатых у нас нет. Но стараемся, как можем.
Мы проходим вдоль липовой аллеи. Это наша местная гордость — старые, столетние, в три обхвата липы, что высоко смыкаются кронами в арки-тоннели, под которыми густая тень и прохлада царят в самые жаркие дни. Соседний с нами Липецк, кстати, именуется от этого вечного дерева, только там, в крупном городе, их давно потеснили тополя-аллергены.
— Так куда мы идём? — нарушает молчание Мага. Сторонится, пропуская прохожего, который едва не налетает на него, — заклятье действительно отводит глаза. Поколебавшись, признаюсь:
— На кладбище. Хочу со своими, поговорить попрощаться. Неизвестно же, когда вернусь. А я у них давно не была…
Он застывает, будто с размаху налетел на невидимую стену. Смотрит на меня как на восьмое чудо света.
— Поговорить? — переспрашивает недоверчиво. — Попрощаться? Давно не была?
С большим опозданием до меня доходит: к а к именно некромант может воспринять мои слова. Поговорить со своими… Ничего себе это я ляпнула!
— Прости, ты не то подумал, Мага. У нас так принято… ну как тебе объяснить… — Вижу, что не понимает, даже ощетинился. — Мы навещаем могилы родных, наводим там порядок, вспоминаем их. Беседуем, как с живыми, придумываем их ответы… Иногда помогает, особенно когда тяжело; придёшь, посидишь, выговоришься — и всё легче. А у вас такого нет?
Он качает головой.
— Нет. У нас не любят походить на некромантов, а это слишком уж напоминает… Что, в самом деле так? Однако, идём дальше. Рассказывай.
Опять я невольно на что-то подрядилась. Ну да ладно, не молчать же всю дорогу. Только это довольно хлопотно — вести беседу и при этом отслеживать прохожих, чтобы они ни на меня не налетали, ни об Нору не спотыкались. Отвод глаз — хорошая штука, но имеет и оборотную сторону. Кое-как умудряюсь посвятить Магу в систему сакральных дат — в девять, двадцать и сорок дней, рассказать о поминках, о том, как по-разному провожают покойников в разных местностях, — везде есть свои местечковые особенности. И больше всего его впечатляют наши "проводы души" в годовщину, когда, если это возможно, не только читают по покойнику всю ночь, но и "провожают" душу покойника, трижды обходя вместе с ней жильё снаружи… Прощаются — и отпускают навсегда.
— Интересно. Очень интересно, — задумчиво говорит он. — А другие религии есть? И как там обстоит дело? И как давно в вашем мире такое отношение к смерти?
Пошарив по закоулкам памяти, — а она у меня хорошая — вываливаю на него целый микс из скифских курганов, славянских тризн, египетских пирамид и римских мавзолеев. Подумав, добавляю современности — из того, что знаю о похоронных обрядах мусульман, иудеев, буддистов… Я вспоминаю огненные погребения индийцев и священные воды Ганга, расклёвывание дикими птицами тибетцев и похоронные ладьи викингов и варягов — это меня снова заносит в прошлое. Но, похоже, Маге каким-то образом удаётся собрать из этой мешанины цельную картину. И она ему нравится.
А ведь я, между прочим, за всё время пребывания в его мире даже не удосужилась спросить — есть ли у них религии вообще… в кого-то они верят, в конце концов? При первом нашем знакомстве Гала упомянула, что на центральной площади Города действуют несколько храмов разных конфессий, я тогда восприняла это как должное — и успокоилась… Получается, что Город подстраивает культуру под попаданцев; а что у него и у этого Мира своё, личное?
Потерпи, узнаешь, дорогуша, дипломатично замечает внутренний голос. Теперь у тебя будет мно-ого времени…
Липовая аллея идёт вдоль всей центральной улицы. Неторопливым прогулочным шагом мы проходим её за полчаса, а затем спускаемся под гору и переходим через небольшой мосток над мелкой речушкой. Тамошние места хоть и входят в городскую черту, но раньше считались просто слободкой. Пушкари здесь жили. А улочка, на которую мы выходим, до сих пор так и называется — Кладбищенские пушкари. Потому что старое кладбище — вот оно, под боком. И даже не видя старинной ограды из красного кирпича, покосившейся, кое-где припёртой контрфорсами приближение к кладбищу можно угадать по истошному карканью. Вороны здесь непуганые и от собственной вольности шалеют. Деревьев множество, за ними редко кто следит, и все они утыканы комками птичьих гнёзд. Особенно это заметно по осени и весной, когда ветки голые.