Сороковник. Книга 4
Шрифт:
Останавливает меня жестом:
– Лежи, не провожай, что я, дороги не найду? А насчёт тебя, Ло, передам дежурным, что ты здесь зависнешь. Так и скажу: вам обеим нужны положительные эмоции, а для женщин лучше нет, чем поговорить вдосталь. Всё, пошёл. Завтра загляну.
Озадаченно гляжу ему вслед.
– А по коридору не быстрее будет? Вы же наверняка тут неподалёку обосновались, зачем через парк тащиться? Сам же сказал – дождь на носу.
– Зачем-зачем, – бурчит Лора. Шарит вокруг себя. – Подушки лишней не найдётся? Всё бы ничего, да вот мелочи этой не хватает для уюта. Странно: в походах обычно про это не думаешь, там не разнежишься…
–
– Тяну, – уныло признаётся. – А что делать? Небось, к Васюте пошёл, его же куда-никуда на ночлег пристроить надо да заодно доложить, что ты в порядке. Вот как мне о таком говорить, сама подумай?
Всё-таки не показалось. Его это был взгляд, Васютин.
– А что же он сам не явился?
– Он не придёт, Вань, – У Лоры аж голос подсаживается. – Ему Персиваль запретил строго-настрого, да ещё и при нас, чтобы мы, как общие друзья, не разрешали вам сходиться. Нельзя вам сейчас даже стоять рядом. Ты только не волнуйся…
Меня пробивает нервный смех.
– Да что вы со мной, как с умирающей, носитесь? Лора, ты мне это прекрати. Я же не в пустыне живу, не ты, так кто-то другой всё расскажет. Давай уж, не жмись.
– У него жена осталась, там, в Ново-Китеже, – опустив глаза, тихо говорит подруга. – Наречённая… Перстень он ей свой именной оставил, а пожениться не успели, князь-отец был против. Она его все эти годы ждала, не одна ждала, с дочкой. Вот Вася теперь промеж вас и мечется, никого не хочет бросать.
И впивается в меня взглядом. Только я-то спокойна.
– Знаю я про его Любушку. Была у русичей – заглянула к Васе домой, а там у меня Дар, зараза, сам начал работать, никто его не просил. Должно быть, когда хлебный ритуал проводили, я его к развитию и подтолкнула, вырос он, понимаешь ли…
Лора прижимает руки к груди, совершенно по-девчачьи.
– И что?
– Что… – невесело усмехаюсь. – Ничего хорошего. Вещи со мной стали говорить, прошлое показывать – и своё, и хозяев. Вот я и узнала: и про Любаву, и как Васюта по ней тосковал, вернуться хотел. И её саму видела, с кольцом обручальным. Достаточно, чтобы понять.
Невольно потираю грудь – что-то сердце защемило.
– А главное – похожи мы с ней, она разве что помягче будет да лицом понежнее, одно слово – княжна, лапушка. Ничего не говори, не возражай. Её он любил во мне, Любаву.
Надо же, хоть и свыклась, а всё равно горько.
– Вот тогда я этот свой Дар возненавидела. Глупо, да? Иногда спокойнее не знать, а тебе всё равно правду в нос тычут, а кому это приятно? Наверное, поэтому он от меня и ушёл, и портал тут ни при чём.
Стук в дверь прерывает мои откровения. И очень хорошо, а то у Лоры подозрительно увлажнились глаза, вот-вот – и кинется на шею… Сестричка Диана явилась предложить нам ромашкового чаю. Она вкатывает столик с горкой печений и сладостей и, конечно, двумя чайничками – я чувствую слабый аромат мяты, опостылевшего валерианового корня, и, кажется, пустырника. Видимо, индикаторы на браслетах всё-таки отметили повышенный эмоциональный фон, а я-то думала, что спокойна…
Небо раскалывается с оглушительным треском. Посуда на столе дребезжит, а парк за окном за несколько мгновений загорается, объятый белёсым сиянием. Даже не дрогнув, леди Диана проверяет, плотно ли закрыты окна, задергивает шторы наглухо и, очевидно, использует что-то ещё, поскольку шум дождя становится едва слышным.
– Железная дамочка, – восхищённо шепчет ей вслед Лора. – А ведь с виду ни за что не подумаешь! Как начнёт охать-ахать –
Она обрывает фразу на половине. С минуту мы сидим, уставившись друг на друга.
– Значит, так. – Аккуратно ставлю чашку на столик. – Хватит. Мне надоело слышать какие-то обрывки и намёки. Вы меня своим деликатным обхождением скорее в гроб загоните, чем здоровье сохраните. Немедленно выкладывай всё, а позитивная это информация или нет – это уж мне решать. Только сперва договори, о чём всё-таки наш сэр доктор с Васютой беседовал, мы же вроде с этого начинали?
Лора коротко выдыхает, как перед прыжком в воду, зажмуривается.
– Аркаша меня убьёт. И Персиваль тоже. Ладно, слушай, раз напросилась…
По словам Персиваля, выходило, что Воину и Обережнице вместе быть нельзя. Ну, никак. То есть, иногда возможно, но лучше, чтоб без последствий, поскольку от этого «вместе» бывают и дети. А вот это – недопустимо, во всяком случае для Обережницы, потому что природа энергетик абсолютно разная. Воин разрушитель, Обережница созидательница. Собственно, при контакте взрослых особей ничего катастрофического не происходит, но вот если случится такой особенной женщине понести от Воина – последствия будут фатальными. Ещё во чреве матери ребёнок-маг обладает сформированной матрицей, которая иногда может проявить себя, используя тело матери, как проводник; а Обережницы по природе своей очень хорошие проводники и усилители энергии, такая у них уникальная особенность, хоть аура у самих слабейшая. Мне никогда не отрастить великолепных энергетических крыльев, как у дона Теймура, не удержать нескольких аур – например, лечебную, регенерирующую и боевую, как у наставника-паладина, это для меня недоступно. Однако я без усилий пропускаю через себя практически все виды стихий, поддерживая жизненный баланс за счёт тех крох, которые оседают. Как кит, процеживающий планктон.
Вот почему Николасу удалось так быстро научить меня собирать рассеянную в немагическом мире Силу; а он-то ещё удивлялся, как споро я обучаюсь…
Энергетика Воина другая. Её мощь и напор таковы, что позволяют даже смертельно раненому довести до конца бешеную атаку, мало того – выйти победителем, хоть от самого останется костяк с лохмотьями мышц. Воин спасёт, заслонит собой, проложит дорогу остальным… и скорее всего, оправится от таких страшных ран, после которых не выживают даже паладины.
И вот эта мощь, этот напор… сейчас у меня внутри. К тому же, помноженный натрое.
Пока что матрицы воинов в латентном состоянии. Они спят. Им ни к чему себя проявлять при столь крошечных и несовершенных телах, в идеале нужно дождаться, когда тельца не только родятся, но и вырастут, окрепнут, будут готовы к принятию боевых навыков и магических приёмов. Достойной энергетике нужны соответствующие вместилища. Матрицы ждут. Поэтому я в безопасности.
До тех пор, пока рядом не появится кто-то из носителей родной крови и энергетики. Отец, например. Его близость подействует на них, как катализатор. Как разряд тока для замершего сердца, как живительные солнечные лучи для истосковавшегося за зиму ростка. Матрицы начнут просыпаться раньше времени и творить с нежной аурой матери приблизительно то же, что делает одуванчик, проламываясь безобидным ростком, затем стеблем, листьями, корнями сквозь прочный с первого взгляда асфальт… Рвать на части. Вот, собственно, и всё.