Сортировка
Шрифт:
Так что слезали под вечер с крыши павильона сильно уставшие, измятые и слегка грязные морально и физически.
— Фролов, ты мне все натер своим подбородком! Чище бриться надо.
— А ты мне уздечку прикусила. Но я же терплю.
— Вот и терпи. Ты мужчина.
— Кстати, ты тоже побриться могла, всё-таки на свидание собиралась.
— Я? Побриться? Где? А, шутишь опять.
— Да ни разу! В Москве и Прибалтике девушки уже начали брить свои лохматки. Ну не наголо, но всякие сердечки, ромбики, полосочки, или там треугольнички делают.
— А ты видел? Натыкался где-то?
— Видел. Не так, чтобы натыкался, но…
Глава 12 Мой "Фантом" теряет высоту
Нет, не буду Ленке этот случай рассказывать. Врать неохота, а в реале тогда так и не увидел прическу на лобке юной актрисы. Наверное, вообще неправильно рассказывать о воспоминаниях, которые я еще не научился считать своими. Честно говоря, моими я считаю опыт и воспоминания, приобретенные после приезда на Сортировку. Но они были, впечатления и картинки от того квартирника в восемьдесят третьем году, на которые меня позвала знакомая девушка, подруга другой девушки, участвующей в экспериментальной постановке эротического спектакля команды имени Армена Григоряна. Большая солидная квартира каких-то важных шишек, а в ней собралось нас молодых да ранних человек двадцать. Уселись на полу, музыка живая и фанерная сразу, декламация стихов, исполнение песен. Как-то не очень уловил смысловой связи между текстами и постепенным обнажением девушки. Песни понравились, вот прямо да — безнадега и крематорий, как мы все любим.
Когда до полного обнажения осталось совсем немного, не знаю сколько в минутах, а в трикотажных изделиях — одна перчатка и трусы, из коридора раздались характерные звуки. Так кричат раненые лосихи, подбитые гусиной дробью над каким-нибудь озером. Жалостливому вою лосихи вторил пусть жалобный, но всё-таки грозный рёв лося-самца. Видимо, организаторы шоу прихода родителей не ждали, а родители не ждали эротического спектакля в своей номенклатурной квартире.
Не скажу, что это первый эротический спектакль в социалистической Москве, что я знаю про эти вещи, как могу судить? Но очень мне кажется, что творческая группа обогнала время лет на десять. Ага, вот тут подсказывают, что на семь-восемь. То есть чуток подожду, и можно будет на такие мероприятия ходить совершенно легально и регулярно. Вот только без аккомпанемента фронтмена группы «Крематорий». С другой стороны, что ему помешает позвать на сцену голых девок на своём концерте, если демократия начнется? Ну, кроме чувства вкуса.
Вкус дело тонкое и даже спорное, как только какая-то крутая фишка начинает появляться у всех коллег по творческому цеху, она тут же объявляется безвкусицей и штампом. При этом любая какашка, впервые выложенная на всеобщее обозрение — свежая струя в искусстве и вызов всему этому болоту. Любой Художник с большой буквы «Х» мечтает бросить вызов обществу. Бедный зритель, читатель, слушатель — на беднягу валят и валят, а он должен внимать с открытым ртом, если не хочет прослыть дярёвней. Не пойду в зрители, их все обижают.
Из плюсов поездки — Ленка перестала проситься, чтоб я её куда-нибудь вывел. В памяти еще не угасли отголоски прошлой поездки. Из минусов — никто не увидел её творение. По столице я рассекал в плащике, а на крыше в пиджаке на голое тело меня видела только она единственная. Опять же в нашем советском обществе эрегированный мужчина не самый удачный вариант рекламы швейных изделий.
Этот пиджак, причина всех моих недавних приключений стал отчасти и причиной следующего. Так я, может, и не принял бы приглашение Старцева на свой день рождения, а тут решил идти — надо вещь выгулять по Сортировке. Да и так рассудить, какого черта я отталкиваю руку приятеля, да еще и начальника своего. Как говорится, скидываясь на подарок боссу, ты инвестируешь в своё будущее. Стоп, кем это так говорится? Ага, это потом скажет один великий. В демократическом обществе равных возможностей. А все остальные с ним согласятся.
Осенняя курта у меня слегка стремная, обычная ширпотребовская болоньевая дешёвка. Из достоинств — в ней тепло по осени, а еще она моего размера. А под курткой у меня нормальные джинсы, водолазка и клёвый пиджак! По одежке встречают, так что встретили меня в квартире Валерки хорошо, особенно, когда я куртец снял.
— О! Какой упакованный кадр! Как зовут? — резко взялся знакомиться один из гостей.
— Петром назвали и в гости позвали! Сам чьих будешь?
— Ого, парню палец в рот не клади! Я Витя.
— Да, Витя. Не клади мне палец в рот.
— Смотрю, вы уже познакомились? Шустрые. Витек, Петька со мной учился вместе, только на пару курсов помлаже. А теперь работает у меня дежурным с лета. Так что свой чувак.
— Ага, молодой, значит.
— Молодые за воротами КПП остались, Витя.
— Не заводись, Петр. Я уже забыл, какой ты резкий бываешь. Он как в институт поступил, сразу начал марку держать перед старшекурсниками. Кто служил, те сразу всё поняли и за своего приняли, а остальные въехали чуток позднее, после двух-трёх драк и мелких телесных.
Точно, сразу вспомнил, как в институте поначалу кто-то пытался меня, в смысле того меня, поставить на место по своему разумению. И армяне пытались наехать, и грузины. Но их было так мало в нашем общежитии, что даже собравшись кучей аж в три тушки, против стальной ножки от кровати аргументов не нашли.
Подарком имениннику от меня стал самодельный ножик в ножнах. В аккурат такой, чтоб не возникло серьезных вопросов к владельцу на предмет владения холодным оружием. Здесь и сейчас это табу. То есть категорически никто никогда не производит, не передает и не хранит ничего холодного. А те охотничьи ножи, которые клепает наше депо и станция на подхвате? «Их нет, сказки, кто вам наплел, товарищ капитан? Сидоров? Вот гад, завтра же уволим. Хорошо, товарищ капитан, из уважения к советской милиции и лично к вам увольнять не будем, пусть стучит дальше». Так работает закон. Всё нельзя никому, кое-что можно кое-кому. Оба списка, кое-чего и кое-кого, согласовываются в горкоме партии.
— Петр, а ведь ты с гитарой в институте неплохо управлялся. Мочкани по старой памяти — через какое-то время влез в подувядшее празднование Валера.
— Так когда это было! — так близко к провалу Штирлиц еще ни разу не был.
— Полгода всего. Не ломайся.
— Вот ты, Валера, без меня меня женишь. У меня это… подушечки. Размякли.
— Не ломайся ты, Петр! Покажи народу, что можешь. Может, у нас таких гитаристов как ты в каждой подворотне по паре.
— У вас и подворотен нет в городе. Не Москва.
— Это да. Зато у нас гитара есть. Валерка, тащи инструмент.
Инструментом оказалась вполне приличная шестиструнная «Кремона». Ладно, возьму в руки, вдруг пальцы вспомнят что. Пальцы лихо оттанцевали по первой струне, оставив в воздухе бессмертное «В траве сидел кузнечик» под одобрительный гогот коллектива. Ладно, что-то эти пальцы могут, отпущу их в свободное плавание. Пальцы левой руки оседлали струны с четвертой по шестую, а их братья с правой начали перебором выдавать минорную мелодию — «Свит Дримс», свеженькая песня группы «Юритмикс», но в аранжировке гражданина Соединенных Штатов Америки Мерлина Менсона.