Сортировка
Шрифт:
Под спортивно-деловым стилем Лена, как выяснилось, понимала джинсовую мини-юбку, водолазку, осенние сапоги и болоньевую куртку фасона «как у всех». С другой стороны, а что еще надо? Если у девушки есть ноги, то достаточно их показать, и имидж сформирован, выше обреза юбки уже никто смотреть не будет. Если сверху не декольте, разумеется.
На платформе в заявленное время меня уже ждали Лена и четырёх-вагонный дизель-поезд венгерского производства, он же головастик. Взяв под руку Елену, двигаюсь к головной кабине, в которую уже перешла поездная бригада, готовящаяся к отправлению. «Машинист шесть семьсот второго, ответьте дежурному!» — голосисто кричу в окно кабины надо мной:
— Что случилось?
— Здорово, Ляпоров! ДСП Фролов, узнал?
— Привет, Петр. А то я думаю, почему твой голос, когда не ты дежуришь. Чего хотел?
— Пусти в заднюю кабину с девушкой. До Ожерелья доедем.
— Иди, там открыто. Только концы захвати, на вот.
Пук обтирочных концов был спущен в мои руки, и мы пошли навстречу романтической поездке.
— А мы что, в кабине поедем?
— Да. Каталась там когда-нибудь?
— Нет еще. Здорово!
Как завзятый проводник обтер концами поручни, ручку двери в машинное отделение, открыл её, потом дверь в кабину и спустился вниз на платформу. Теперь уже можно и даме предложить подняться в кабину, заодно подстраховать снизу, а то еще соскользнет без привычки. Да, а вот с юбкой засада, не очень она располагает к штурму таких лесенок. Но наша смелая путешественница решительно подняла её еще выше, практически до самого «не балуйся», и залезла в машинное отделение. Еще и перед носом у меня покрутила своим «не балуйся». Так что лез вслед за подругой я в самом решительном настроении, напоминая самому себе «Моральный кодекс строителя коммунизма», пункт семь, где пишут про нравственную чистоту в общественной и личной жизни».
— Елена дорогая, располагайся, только ничего не трогай из приборов. Можешь даже за правое крыло сесть на место самого машиниста. Я за помощника у тебя буду. Если во что вляпаешься, вот концы лежат, вытрешь.
— Так вот ты, Фролов, понимаешь романтику. В оригинальности тебе не откажешь. Но если я убью новую юбку…
— Лен, да ладно тебе, шмотки в жизни не самое главное. Любая тряпка износится, порвется, а останутся у нас только впечатления и воспоминания.
Под этот мой спич поезд загудел и тронулся, увозя нас от вокзала в стиле «Сталинский ампир», от поста дежурных, от сортировочной горки…
— А вот там я сижу и в свою смену управляю всем этим безобразием.
— Один?
— Вдвоем управляем, еще куча помощников в других местах. Смотри, с горки вагоны покатились!
— Сами?
— Их толкнули. А теперь, смотри, ловят.
Удобно сидеть в задней кабине поезда с почти панорамным остеклением и смотреть на станцию, остающуюся позади. На стрелках нас слегка покачивает, на стыках потряхивает, но почти незаметно — тяжелое моторное отделение и трехосная тележка гасят толчки. Привычный ритм выстукивает скоростемер, за спиной гудит дизель, запах солярки и смазки — хорошо! Вот прямо удовольствие получаю от звуков и запахов. Да и сидеть не так жестко, как в пассажирском салоне. Там сделано всё качественно, по уму, дубовые крытые лаком оконные рамы, зеленый пластик стен, дубовые же лавки. Только сидеть два с половиной часа на дубовой лавочке лично мне не нравится, лучше в кресле машиниста или помощника это время провести. Опять же уединенность, производственный интим.
Ага, мысль про уединенность и интим посетила и Леночку, судя по её таинственной мордочке. Прямо лиса, почуявшая мышь.
— Пе-е-еть. А знаешь, что я сейчас захотела?
— Нет — тут главное раньше времени не спугнуть лису, если ты не мышонок или мышонок, но такой матерый и половозрелый.
— А хочешь, я тебя прямо сейчас удовлетворю? Ртом.
— Кто ж счастья себе не хочет. Хочу конечно, аж сидеть стало неловко, так хочу. Но тут один момент есть.
— Какой?
— Тебе придется меня не только удовлетворить, но и выпить.
— Фу! Зачем?
— Ну подумай сама: помощник машиниста мало того, что вынужден будет радоваться от созерцания того, как ты меня счастливым делаешь, а еще и после нас стирать с пола результат процесса. Мы же не такие, не оставим лужу на полу?
— Подожди. Причем тут помощник машиниста?
— У нас не отдельное купе, сюда каждые пятнадцать минут помощник заходить будет, показания проверять, машину осматривать.
— Ой. Я на такое не записывалась.
— Угу. Так что отложим наши нежности на более удобное время. И место.
Помощник машиниста, молодой парень, каждый раз врывался такой внезапный и с надеждой в глазах: «А вот сейчас застукал?» Но каждый раз он попадал на вполне невинные сцены созерцания окрестностей или светских бесед в пределах приличия. Ну максимум, водолазка разок случайно задралась выше лифчика и была тут же поправлена. Тут же, это в момент открытия двери кабины, а не сразу, как задралась. А вообще да, в кабине есть реальная возможность уделать и бюст и трусики маслом или соляркой, если начать вести себя как пара молодых бабуинов.
После пересадки на станции Ожерелье в скучную и банальную электричку до Москвы мы тупо отрубились, упав друг на друга головами. Ранний подъем сказался. Так что вроде глаза закрыли, открыли, а уже и пригороды, и опять в окошко смотрим на золотые кроны вперемешку с промзонами. Да, день обещает быть теплым, как отзвук уже ушедшего лета.
— Петр, реально, что мы тут будем делать?
— Будем рисовать золотую осень. Рисовать умеешь?
— Нет. То есть набросать карандашом кое-что кое-как могу, а вот по-настоящему, или красками…
— Краски! Молодец, что напомнила. Я же краски не захватил, придется идти в магазин.
— Ты Москву хорошо знаешь? Где тут магазин художественных принадлежностей?
— Да там же, где и рыболовные снасти продают. А хорошо Москву не знает никто, у каждого в руках только один её кусочек. Нельзя оценить всю картину по одному стёклышку от мозаики.
— О! Я притчу такую вспомнила: стрех слепцов подвели к слону и дали ощупать…
— Точно, совершенно в тему. Один сказал: «Вот это прибор, не представляю, какая дама сможет им попользоваться!». Второй сказал: «Соглашусь с тобой, елда знатная!». А третий им крикнул: «Ничего особенного, почти как у меня, только длиннее!»
— Фролов, какой же ты пошляк! Ведь только что про искусство говорил, про краски, золото осени.
— Краски. А вот и нужный нам магазин.
— Это же гастроном!
— Именно!
В Московских гастрономах всё совсем не так, как в провинции, тут нормально с продуктами, есть даже какой-то выбор, алкоголь тоже пока в ассортименте. На удивление на полке нашлось совсем сухое Советское шампанское, то есть брют. С одной стороны этого сорта сейчас выпускают совсем мало, а с другой, его практически не покупают — зовут кислухой. В одном отделе вино, в другом сыр, в третьем фрукты. Никакой колбасы, никакого хлеба. Хотя нет, для задуманного пейзажа пригодится пшеничный, беру белую сдобную булку, косу в маковой обсыпке. Такой только ломать руками, никакого ножа нельзя применять категорически. Сыр купил двух сортов классический полутвердый «Российский» и непопулярную в народе брынзу. Никому в голову даже не приходит, что её можно добавлять в салаты, а мне только что пришло.