Сортировка
Шрифт:
— Если бы не сход, Валерку бы сняли по итогам ревизии, сто процентов. Вон какой Дубина погасший. Старался-старался, а весь пар в гудок ушел. И наказать по итогам ревизии из исполнителей некого.
— Почему некого? Вроде куча фамилий звучала.
— Их всех уже в течение года наказали. Расстреливать два раза уставы не велят.
— Да уж. Так-то можно старый приказ о наказании отменить и назначить новое наказание. Но тогда надо отобранную премию выплачивать, то есть признавать, что ударили по карману ошибочно. А у нас этого не
— Товарищ, если у кого-то есть что сказать по существу совещания или высказать своё мнение, можете высказываться. С места, но не хором, и вставайте обязательно.
Сам не понял, что мне могло помешать сидеть спокойно. Но вышло как вышло:
— У меня вопрос к председателю совещания. Можно?
— Можно, конечно, только представьтесь — барственно разрешил Клыков, не снимая улыбки.
— ДСП Фролов. В чем состоит главная обязанность железнодорожников по версии Правил эксплуатации железных дорог?
— В обеспечении безопасности движения. Вам как дежурному это должно быть понятно.
— Неверно! Главная обязанность всех железнодорожников состоит в обеспечении потребностей народного хозяйства в перевозках грузов, пассажиров, багажа и грузобагажа — цитировал я первый пункт — при безусловном соблюдении требований безопасности и эффективного использования технических средств.
— Это ты сейчас к чему?! — а вот и пропала улыбочка куда-то.
— Это я к тому, что Партия и Правительство определило задачу для всех нас, включая ревизорский аппарат. И задача эта — не кошмарить движенцев, не собирать скальпы по средам, а всемерно помогать процессу перевозок. Так помогайте, если можете! Не можете, не мешайте работать.
Моя короткая, но пламенная речь была заглушена бурными аплодисментами, хотя двадцать человек, по идее, физически не могли создать столько звуков. Но мои коллеги смогли.
— Правильно! Молодец, Фролов, так им!
— Мы еще посмотрим, что правильно и что об этом думает Партия и Правительство. Устроили балаган! — выкрикнул Клыков, когда народ стих. — Заканчиваем совещание, мне всё понятно. Ваш бардак на станции системный, а нарушения закономерные. Мы будем решать, что делать с этим рассадником.
— А ты нас в тюрьму посади, а сам приезжай движение расшивать — выкрикнул кто-то из толпы, в которую превратились люди, поднявшиеся со своих мест. Зря он так сказал, в смысле Клыков зря, одной фразой он превратил аморфную массу в отряд единомышленников, дружащих против себя. Эдак и начальник станции как самый избитый приказом НОДа теперь окажется среди павших героев. Народ любит битых, а павших особенно. Умеют некоторые вовремя ляпнуть. Да и я хорош, зачем было лозунги выдвигать, чай не Ленин, броневиком не обзавелся.
Почти все собравшиеся на совещание, кому не в ночь, после разбора остались на второй раунд разбора. Ну как остались, вышли из административного здания, перешли через дорогу и приняли участие в прениях по ранее озвученному вопросу в пивном павильоне, выросшем недавно на перекрестке рядом с продуктовым магазином с гордым названием «Первый» и столовкой, в которую мне рекомендовали не ходить в день моего появления на Сортировке. Классический пивняк с классическим запахом пива и воблы. Кстати, воблу можно было купить около магазина у бабок-торговок, осуществляющих подрыв экономики государства средь бела дня, словно они бессмертные. А в самом павильоне кроме пива ничего не продавали.
— Фролов, пиво будешь с коллективом?
— Буду кружечку. Без фанатизма.
— За таранкой пойдешь?
— Неа. Предпочитаю мягкий сыр или соленые орешки.
— Чего?
— Перевожу. Он тебе пытался сказать, что у них в Москвах принято заедать пиво брынзой. А орешки, это в Чехословакии такая мулька. На Западе нашу тарань не уважают — пояснил за меня Юра Попов.
— А что, Чехословакия уже Запад?
— Такой относительный, но Запад. Жевачка, джинсы, все дела.
— Что, Фролов, на Запад засматриваешься?
— Хорош докапываться до Петра.
— Точняк. Пока ты сидел с языком в жопе, он хорошо ревизоров продернул.
— А ты не также сидел? После совещания, смотрю, сразу умный стал. И смелый.
— И я сидел. Давайте решать, что теперь делать.
— А что тут делать? Работать как работали, на провокации не поддаваться, друг на друга не стучать, политических разговоров не вести. Ничего они нам не сделают, иначе не просто станция раком встанет, всё отделение — даю свой прогноз на развитие ситуации.
— Фролов, тебе легко говорить, у тебя семьи нет.
— Потому и не молчу. И вообще, я молодой специалист, хрен кто меня с места сковырнет три года. Захотят, а не снимут.
— Это да. Могут начать запугивать. Ты, главное, сам по собственному не пиши.
— Дурак ты, Петя. Старцева сняли, Курдюков тоже долго не продержится. Была тебе прямая дорога в замы через полгода. А ты сам всё себе обгадил — внес свои пять копеек Бирюков.
— Владимир Николаевич, а скажи, у вас замы хорошо держатся в своём кресле? Скажем, больше трех лет кто-то проработал?
— Да максимум пару лет.
— И что тогда такого замечательного в этой должности? Или перекинут куда, или выкинут нахрен. Не рвусь.
— А он прав, не самое теплое место.
— Глотов вон сидит, и ничего.
— Значит, слово волшебное знает, или прикрывает кто-то. Ему уже какую ревизию ни выговора, ни пистона. Эта нога у кого надо нога. Из чьих-то родственников, сто процентов.
В теплой и слегка вонючей атмосфере пивняка второй этап совещания завершился принятием резолюции о недопустимости резких движений на Сортировке и несостоятельности воблы Червонихи в качестве закуски — её рыба сильно воняет бензином. А нехрен было рыбу в гараже досушивать, в котором мотоцикл стоит.