Соседи по квартире

Лорен Кристина

— Впечатляет, если с этой степенью что-то сделать.

— Так сделай.

— Сказать, конечно, легко, — ворчу я. — Я хочу писать, но мой мозг как будто пустеет, едва начинаю думать о будущей истории. В последнее время мне кажется, что я не способна на что-то значимое — в отличие от тебя или Роберта.

Вместо того, чтобы как-то среагировать на мою неприкрытую беззащитность, Келвин — к счастью — смеется.

— Если попросишь меня написать какое-нибудь эссе или решить задачку по математике, я тебя сильно разочарую, — говорит он, а потом уже серьезно добавляет: — Все мы хороши в чем-то своем, mo st'oir'in. Думаю, ты недооцениваешь

свои способности, — глядя куда-то вниз, Келвин протягивает руку и сплетает наши мизинцы. — Ты сделала это лишь для меня и Роберта — не ради себя. Это большая щедрость. А еще мне кажется, что ты разбираешься в музыке куда лучше, чем большинство людей здесь, — имея в виду театр, он наклоняет голову. — Так что твой ум уже работает в творческом направлении. Просто доверься своей музе.

Келвин попал в мое самое уязвимое место.

— А что, если у меня нет музы? Иногда я беспокоюсь, что просто любить писать недостаточно, чтобы заниматься этим весь день или всю жизнь, — я еще никому этого не говорила, и суровая откровенность собственных слов заставляет меня почувствовать себя обнаженной. — И я сдерживаю сама себя из страха, что не смогу писать и в итоге останусь с дипломом, который некуда применить, и без дальнейших перспектив.

Проблема в том, что ему это не понять, я уверена. Взяв гитару в руки в четыре года, Келвин с тех пор играл из чистейшей любви к музыке. Я обожаю читать, но всякий раз, когда передо мной оказывается книга, сражающая наповал, ко мне приходят мысли из разряда «Ничего подобного я никогда не напишу». Так значит, Джефф прав? Я не могу писать, потому что вижу себя второстепенным персонажем? Девушкой, обреченной быть другом и дочерью — опорой для других?

Словно поняв, что ответить ему нечего, Келвин показывает на коллекционную программку с изображением Луиса и Сета на сцене, широко улыбающихся после первого совместного спектакля, принесшего им оглушительный успех.

— Это фото сделала ты?

Вообще-то, да, но меня удивляет его вопрос. Как будто Келвин еще не ужился с мыслью, что станет новой звездой Бродвея. И что скоро на программках юбилейных спектаклей по двадцать долларов за штуку будут красоваться фото с ним и Рамоном, ликующе улыбающихся друг другу.

— Ага, я.

Келвин с гордостью смотрит на меня и улыбается.

— Отличный снимок. У тебя есть полно талантов, которые ты еще не реализовала.

***

Репетиция окончена, и вместе с толпой Келвин выходит наружу, придерживая мне дверь, после чего мы поворачиваем направо, на 47-ю улицу. Поскольку, наряду с остальными спектаклями, он проработал неимоверное количество часов еще и с Келвином и Рамоном, Роберт передал бразды правления на сегодня помощнику режиссера.

Подозреваю, что Джефф запрыгал от восторга и потребовал, чтобы его супруг несколько вечеров провел дома и отдохнул.

На улице морозно. Потуже завязав шарф, я надеваю перчатки. Келвин же — все еще под действием адреналина после репетиции — видимо, холод не чувствует.

— Как прошел конец дня? — повернувшись ко мне, пока мы стоим на светофоре, спрашивает он.

От моего смеха изо рта вырывается облачко пара.

— Планировала убийство Брайана…

— Отличная идея для книги, кстати, — перебивает меня Келвин.

— Распаковывала мерч…

— И, если мне можно заметить, витрина выглядит просто потрясающе.

Я смотрю на него краем глаза.

— Ты не большой мастер на комплименты.

— Просто я впечатлен, как много всего ты делаешь для

театра, вот и все, — прижав руку к своей груди, говорит Келвин. — Ты как будто рождена для этого.

Взяв Келвина под руку, я прижимаюсь к нему, чтобы не замерзнуть на холодном ветру.

— Роберт обожает рассказывать историю, как я родилась, — повернувшись к Келвину, я замечаю, что его внимание приковано к моему лицу. — По словам Роберта, Джеффа и мамы, папа привел в комнату моих братьев и сестру, чтобы со мной познакомиться, и их возня была похожа на щенячьи игры вокруг мамы, которая была настолько уставшей, что с трудом могла говорить. Роберт взял меня на руки и сказал, чтобы та отдыхала. И вроде бы спросил: «Ты не против, если я займусь ее воспитанием?»

Келвин смеется.

— Я серьезно, — широко улыбаюсь я.

— Я смеюсь, поскольку верю на сто процентов, что так и было.

— И каждый раз, когда в моей жизни намечалось что-то более-менее важное, — продолжаю я, — например, летний лагерь или игра в волейбол, или поездка с подругой и ее родными, я отпрашивалась у родителей, но те всегда перенаправляли меня к обоим дядюшкам. Каждый день после школы я проводила в их доме в Де-Мойне. Как и большую часть уикендов. Вечером ходила с Робертом в театр и делала уроки в зале — ряд H, место 23, мое любимое, — в то время как он дирижировал оркестром на репетиции.

— А твои родители не возражали? — интересуется Келвин. — Моя мама настолько привыкла всех опекать и контролировать, что, уверен, она бы не пережила.

Он не первый, кто об этом спрашивает. На протяжении всей моей жизни друзья постоянно задавали вопрос, не произошел ли какой раскол между мной и родителями. Но нет. Мне просто всегда больше нравилось быть со своими дядями, и мама нормально к этому относилась.

— Когда я появилась на свет, времени, чтобы мной заниматься, у мамы было немного. Томасу на тот момент исполнилось тринадцать. А когда мне было всего три года, папа начал тренировать Томаса сначала в университетской сборной, а потом и на уровне штата, так что его футбол стал важной частью жизни нашей семьи. Потом мой брат получил стипендию в Университете Айовы, и папа пропадал там целыми днями. В свои семь Оливия была маминой главной головной болью. Дэвис от мамы вообще не отлипал, а я…

— Ты затерялась в этой суматохе?

— Наверное, да, — покачав головой, отвечаю я. — Не знаю. Пожалуй, мне легче считать это соглашением, которое всех устраивало. Мама радовалась, что я была счастлива с Робертом и Джеффом.

— Должно быть, это потрясающе — вырасти в концертном зале.

Я киваю.

— Едва услышав первые вступительные аккорды, я по ним могу распознать практически любую классическую пьесу, но иногда все же задаюсь вопросом, не расстраивается ли Роберт, что моих музыкальных способностей на большее не хватает.

— Но описанное тобой и есть музыкальные способности, Холлэнд.

— Нет, я про настоящий талант.

Келвин задерживается на мне взглядом, после чего крепче прижимает мою руку к себе.

Кому-то сигналя, мимо проезжает машина, после чего пешеходы, будто стая рыб, пересекают проезжую часть. Мы с Келвином направляемся к ресторану, где собирались встретиться с Робертом, Джеффом и Лулу. От перспективы провести вечер с Келвином и дядюшками я немного нервничаю, потому что с тех самых пор, как им стало известно о нашем браке, все вместе мы еще не общались. Еще я надеюсь, что Лулу разобралась в себе и будет вести себя нормально. Я ее люблю, но не знаю, сколько еще готова выдержать.