Соседи по квартире
Шрифт:
— Шесть не так уж и плохо.
— Для кого неплохо?
Посмотрев на меня, Келвин смущенно морщится.
— Видимо, для меня.
Я отворачиваюсь. И совершенно не понимаю, что думать по этому поводу. Мы знакомы всего несколько дней, поэтому его присутствие в моей квартире — и у меня на коленях — ощущается форменным безумием. Помимо этого, складывается впечатление, будто Келвин в нашем браке готов взять на себя ряд обязательств и искренне интересуется мной как личностью. Учитывая желание защитить себя, я не знаю, как к этому относиться.
Возможно, я тронута. По-прежнему
Ведь мы так и не пообещали друг другу, что станем хранить верность.
— Большую часть из последних четырех лет я провел в поисках работы, — тихо говорит Келвин. — Поэтому отношения отошли на второй план. Я ходил на абсолютно все прослушивания. Но с классической гитарой есть сложности. Большинство хотят слышать рок-гитару.
— Ты ведь играешь рок.
— Да, но без особой страсти, — подняв на меня взгляд, говорит Келвин.
— Да, конечно, — соглашаюсь я. — Но ты можешь играть и рок, если захочешь.
— Проблема не только в том, что я этого не хочу. А в том, что рок играют миллионы.
— Что ж, в «Левин-Глэдстоун» на сегодняшний день на классической гитаре играет всего один человек.
Келвин победно вскидывает вверх руку. Так смешно и мило.
— Кстати о театре, — подталкивая его подняться с моих коленей, говорю я. — Завтра у тебя начинаются репетиции, — после чего показываю на часы, которые показывают уже начало первого ночи. — Нужно идти спать.
— Я в шоке от сегодняшнего дня.
Я смеюсь.
— В хорошем смысле или в плохом?
— Да, я имел в виду, что было здорово.
— Согласна.
— Мне не нравится мысль, что ты выступаешь второстепенным персонажем в истории своей жизни, — перестав улыбаться, говорит Келвин.
Кусая губы, я стараюсь не отводить взгляд. И не совсем понимаю, что ему ответить.
— Внезапно ты стала важной частью моей жизни, — тихо добавляет он. — А я твоей. Разве нет? Почему бы тогда не превратить это событие во что-то более грандиозное?
Выпрямившись, Келвин наклоняется ко мне и оставляет на щеке поцелуй, который я продолжаю ощущать, даже когда он уходит в ванную.
Я иду к себе, чтобы одеть пижаму, и сижу на кровати, глядя на свой телефон. Последнее сообщение Келвина осталось неотвеченным. И я пишу ему совершенно импульсивно:
«Я чувствую то же самое».
Что я творю? Больше, чем попасть в неприятности из-за нашего брака, меня волнует перспектива влюбиться в того, кто непременно обыграет меня на этом поле.
Понятия не имею, сколько времени проходит, пока я сижу в спальне, но, когда выхожу, диван уже застелен и Келвин лежит закрыв глаза.
На экране моего телефона высвечивается новое сообщение:
«Я ненавижу каждую ночь, которую провожу без тебя».
глава
Я хорошо помню, когда в первый раз увидела «Деловую девушку». Это было у Роберта и Джеффа — естественно, — и мы смотрели фильм на видеокассете. Там много известных фраз («Я тебе не стейк! И ты не можешь просто взять и заказать меня!»), но моя самая любимая сцена в конце — внимание, спойлер! — когда Мелани Гриффит и Харрисон Форд на кухне делают кофе и упаковывают ланч для ее первого дня на новой работе. Обмениваясь улыбочками, они то и дело сталкиваются плечами, и это до неприличия мило.
Буду откровенной и оговорюсь сразу, что наше утро перед первой репетицией Келвина совсем не такое. Во-первых, мы оба проспали. Наша беготня по тесной квартире — почистить зубы, сварить кофе, «Иди первая в душ», «Ох, черт, Холлэнд, можно я воспользуюсь твоей бритвой?» — прерывается телефонным звонком. Это Роберт; телефон Келвина стоит на беззвучном режиме, и мой дядя звонит попросить того появиться в театре на час раньше, чтобы порепетировать до прихода Рамона.
Сопровождаемый клубами пара, из ванной в одном полотенце выходит Келвин. В голову тут же приходит нелепая мысль, что он напоминает мне пластмассовую модель с уроков анатомии, на которые я ходила: четко очерчен каждый мускул.
Продефилировав мимо меня, он говорит:
— Забыл взять с собой одежду.
Минуточку, я что-то собиралась ему сказать… Ах да.
— Звонил Роберт, — говорю я и думаю, не предложить ли ему покрепче держать полотенце на талии, потому что после моих слов Келвин запросто может его уронить. — Он хочет, чтобы ты пришел пораньше.
Келвин бледнеет.
— Насколько пораньше?
Я смотрю на часы, висящие у него за спиной.
— Чтобы ты был там прямо сейчас.
Сорвавшись с места, Келвин хватает одежду и несется в ванную. Мельком заметив его голую задницу, я, кажется, обретаю новую религию. Сама я надеваю первое попавшееся — сегодня все равно всем будет плевать на мой внешний вид (собственно, как и в любой другой день), — наливаю кофе в две кружки-термос и жду у входной двери.
И потом мы бежим в театр.
На улице так холодно, что я на полном серьезе беспокоюсь, не заморозятся ли его мокрые волосы. Судя по всему, Келвин думает так же и, убрав их под вязаную шапку, подается вперед, навстречу порывистому ветру, прижимая к груди футляр с гитарой. Молча мы проходим станцию «50-я улица» — Келвин, в отличие от меня, даже не смотрит в ее сторону, — и я чувствую, как внутри становится радостно и грустно одновременно.
— Что еще сказал Роберт? — морщась от сильного ветра, спрашивает Келвин.
— Что Рамон придет в десять. И до этого времени он хотел пройтись с тобой по нескольким моментам.
Ошеломленный, Келвин резко останавливается.
— Господи. У Рамона это тоже будет первая репетиция.
Едва сказав это вслух, Келвин как будто приходит к тому же выводу, что и я: репетировать с Лизой Рамону смысла нет, если придет Келвин. И сегодня они всерьез начнут работать вместе.
Повернувшись, Келвин продолжает быстро идти в сторону театра, а я бегу за ним, чтобы не отстать.