Соседки
Шрифт:
А в Горенке тем временем разразился строительный бум: новые украинцы всех мастей облюбовали ее для своих дач, которые росли, как грибы после дождя. И Василий Петрович стал, по известным причинам, еще более дородным, а Тоскливец мечтал уже только о том, чтобы купить себе подержанный трон, и этого не скрывал. И в один погожий осенний день Голова изрек Тоскливцу давно вынашиваемую им мысль:
– Сгоняй-ка в город, я дам тебе Нарцисса, и купи несколько картин. А то сюда люди заходят, а у нас не присутственное место, а сарай.
И Тоскливец убыл в город – впервые в жизни он сидел в «мерседесе» и поэтому ощупывал потными руками все, до чего мог дотянуться,
И они прикатили на Андреевский спуск, оставили машину возле церкви и отправились покупать картины. Экономный Голова сумму им дал хотя и значительную, но явно недостаточную, чтобы завесить сельсовет оригиналами Ван Гога или Рембрандта, которые, как оказалось, продавались тут в большом количестве. И они отправились вниз по улице, стараясь найти что-нибудь на свой вкус, словно он у них был. Но искусство, как общеизвестно, облагораживает даже самые дремучие, темные души, и те любовались всем, что видели вокруг себя, отдавая предпочтение, понятное дело, многочисленным ню. И тут Тоскливец увидел нечто, что ранило и его, и Нарцисса, как птицу, в которую безжалостный охотник выстрелил картечью и которая несется над болотом, отчаянно хлопая мертвеющими крыльями и издавая жалобный, предсмертный крик, – волею судьбы они наткнулись на Григория, распродававшего по настоянию своей новой приятельницы рисунки проказливой и своенравной Валерии. И то, что они увидели, действительно было высоким искусством – зря плакался Григорий на недостаток вдохновения, – это была красота, которая попалась в капкан бумаги и карандаша и осталась на ней запечатленной, дай Бог, навсегда.
– Это то, что нам нужно! – вскричали оба.
И принялись отчаянно торговаться, чтобы купить побольше рисунков, а оставшиеся деньги разделить пополам, чтобы потом засесть здесь же в кафе и отметить покупку.
Но Григорий торговался изо всех сил – не потому, что был жаден, нет, не потому, просто ему было жаль расставаться с тем, что он так любил. Он ведь знал цену этим рисункам, да и Валерия… Потерял ли он ее навсегда? Ведь в его жизни появилась Анна, которая намного покладистей…
Но с рисунками он расставаться явно не хотел и даже стал увеличивать цену, но и Тоскливец не был простаком по части базарной торговли, и они унесли семь прекрасных рисунков и тут же заказали рамы, которые им обещали изготовить прямо на месте. И друзья (Тоскливец предпочитал не вспоминать, как Нарцисс повел себя со стулом) уселись в подворотне, превращенной в кафе, чтобы в охотку выпить пива и отведать горячих, с забористой горчицей, сосисок.
И в этот же вечер рисунки были развешены в присутственном месте на прочных, монументальных гвоздях, которые по приказанию Головы, руководившего процессом, вбил, проклиная при – этом начальника, все тот же Тоскливец. Рисунки вызвали непонимание Маринки и паспортистки, но на них, как на невежд, не обратили внимания. А Голове они очень даже понравились. «Какая девушка! – думал он. – Да где ее найдешь? Да и зачем? Чтобы она приняла меня за Деда Мороза?»
И только потом припомнил, что любовался ею в лунном свете. И сообразил, что когда ему на глаза попадается что-нибудь красивое, он сразу же напрочь забывает про Галочку. И он чертыхнулся и попытался не пялиться на рисунки и от этого усилия даже вспотел. А вот соседкам рисунки понравились. Они хором обсуждали их и пришли к выводу, что неизвестная им красавица, наверное, тоже соседка.
А ночью, когда в опустевшее помещение пришел злой гном Мефодий, чтобы по своему обыкновению что-нибудь украсть, он обнаружил, что на холодильник надета цепь, в подвале бесчинствуют соседки и его шансы чем-нибудь поживиться и подкрепиться равняются нулю. Но на глаза ему попались все те же развешенные по присутственному месту рисунки, и он поразился красоте неизвестной ему девушки и подумал, что неплохо бы и ее сделать гномом. «Ей так будет даже лучше, – размышлял он. – А позировать она сможет только мне. Сколько захочет. С той только разницей, что я не собираюсь ее рисовать».
И гном гнусно расхохотался. Но он, как и все, кто проживают в этих местах, был необычайно упрям и поэтому уже на следующее утро отправился в город, превратившись в почтенного, на первый взгляд, старика. Поскольку все свои сто пятьдесят лет он бродяжничал, то прекрасно знал, где в Киеве учат рисовать. И потащился прямиком в Художественный и стал бродить по коридорам в поисках девушки. Но не нашел – благосклонная судьба наградила в это утро Валерию какой-то хворью и злой гном напрасно утруждался. А устал он настолько, что ушел домой, то есть в пресловутое поддубье, похрамывая и с расшатанными нервами. И еще больше возненавидел Голову, который его подкузьмил рисунками. Хотя, если по совести, то при чем тут Василий Петрович?
А Валерия появилась в Институте на следующий день и судьба столкнула ее с Григорием. Они посмотрели друг на друга, и художник наш вдруг понял, что бесконечно рад ее видеть. И они уселись в кафе и стали говорить друг с другом, как говорят товарищи, которые давно не виделись и соскучились друг по другу. И она рассказала ему про Рим и про то, что пожалела, что отправилась в путешествие без него, и что ее статьи теперь пользуются спросом, но ей грустно, потому что она привыкла к нему и ей без него скучно и даже одиноко, хотя за ней и ухаживает половина ее курса.
А Григорий рассказал ей, что сразу догадался, что она кого-то ждет, и поэтому никак не может принять решения. Но признался, что и сам был связан словом, данным еще в детстве, и что только ее красота и доброта заставили его забыть детские грезы. А рассказал Григорий ей вот что. Однажды давным-давно он крепко заснул под шум пушистых снежинок, засыпавших город. И ему приснился удивительный сон – он превратился в сказочного, сотканного из лунного света принца и отправился искать свою принцессу. И нашел милую девочку и та пообещала, что дождется его. И сон закончился, но он был уверен, что действительно беседовал с хорошенькой девочкой, и часто потом мечтал, что они каким-нибудь образом встретятся. Но годы шли, а девочка все не появлялась, а потом он встретил ее, Валерию, и сегодня понял, что она – его единственная любовь.
– Да, я тебя люблю, – сказал ей Григорий. – Очень люблю. И всегда буду любить только тебя одну.
– Но как же тогда та девушка, которую я встретила у тебя?
– Я вычеркнул ее из своей жизни. Она заставила меня продать мои самые лучшие рисунки, на которых изображена ты. А на те деньги, которые я за них получил, купила себе кожаное пальто. И я попросил ее больше ко мне не приходить. Никогда.
– Это ты ко мне приходил, – сказал ему Валерия. – Та девочка – это была я.
– Не надо, – попросил ее художник. – Не надо, я ведь и так…
– Я не шучу, Рональдо, – возразила Валерия.
И он посмотрел на нее, как будто только что увидел ее впервые, и они, счастливые от того, что дождались друг друга и наконец встретились, бросились обниматься и целоваться с таким пылом, что даже проходившие мимо преподаватели им ничего не сказали.
А рисунки с Валерией с тех пор украшают в Горенке присутственное место, и Голова, невзирая на многочисленные предложения, просьбы и даже шантаж, так никому их и не продал.