Состязание в непристойностях
Шрифт:
Тут Калачников вспомнил, что умершие люди, как правило, обделываются, так как они, естественно, уже не могут контролировать различные выделения из своих внутренних органов, работу своих мышц. То же самое будет и с ним, причем, как назло, в этот день он был в светлом костюме, а значит, темное пятно мочи хорошо будет видно на его брюках, даже при плохом качестве снимка. Привычка появляться на телеэкранах и вообще на людях только в идеальной форме сказывалась даже в такой критический для него момент.
Словно со стороны Петр увидел, как санитары с плохо скрытой брезгливостью укладывают
Нет, очень не хотелось Калачникову умирать, а тем более здесь, на лестнице, да еще и в светлых брюках. Глупо было бы и звать кого-то на помощь, тогда уж точно о его проблемах со здоровьем узнает вся страна, – ведь дом был непростой, в нем проживало немало артистов, музыкантов, чиновников от искусства. От них новость распространится по городу за один вечер. Да что там за вечер – всего за час-полтора.
Внезапно ему пришла спасительная мысль. Она была неожиданной и немного неловкой, но Петр сразу же почувствовал облегчение, так как ничто не угнетает так человека, как безвыходные ситуации, невозможность получить помощь.
Превозмогая боль, Калачников достал из кармана пиджака сотовый телефон. В его электронной памяти должен был сохраниться номер Марины Волкогоновой. Едва попадая трясущимися руками на маленькие кнопки, Петр нашел то, что ему было нужно, и без раздумий послал вызов.
Так же, как и в прошлый раз, гудки в трубке продолжались бесконечно долго – не меньше минуты уж точно. Калачников даже решил, что ему не ответят, но наконец он услышал щелчок и озабоченное:
– Алло?
– Это Калачников, – выдохнул он с облегчением и заметной радостью.
В трубке воцарилось молчание. Волкогонова словно не верила своим ушам или заподозрила какой-то подвох. Петру пришлось взять инициативу в свои руки:
– У меня проблемы. Опять появилась та самая проклятая боль в груди.
Теперь пауза оказалась покороче.
– А почему вы звоните именно мне? – сухо поинтересовалась Марина. – Я сегодня не работаю, не мое дежурство. Обращайтесь в «неотложку».
– Вы что, издеваетесь?! – разозлился Калачников. – В воскресенье в ресторане я потратил битых два часа, чтобы объяснить вам, почему о моих проблемах со здоровьем никто не должен знать, а вы отправляете меня в «Скорую помощь»!
Немедленно последовало язвительное:
– Представляю, насколько драгоценны эти ваши два часа. Ну уж извините меня за бестолковость.
В прошлый раз он, конечно, обидел ее, и, возможно, ему стоило бы извиниться. К тому же Калачников по своему опыту знал: чем красивее сучка, тем она стервознее, злопамятнее, тем более тонкого требует подхода. Но в данном случае он обращался к ней не как к женщине, а как к врачу.
– Послушайте, сейчас не время пикироваться, – с досадой пробормотал Калачников. – Я с трудом ворочаю языком. Вы должны мне помочь.
– Ничего я вам не должна, – уже неуверенно огрызнулась Марина.
– Если я умру здесь, на лестнице…
– Где-где?!
– …на грязной, заплеванной лестнице, моя смерть будет на вашей совести!
– На какой это вы лестнице? – еще раз переспросила она.
Последний вопрос прозвучал совсем жалобно и означал полную и безоговорочную капитуляцию. Калачников тут же назвал адрес и добавил:
– Но лежать мне здесь нельзя. Кто-нибудь увидит – поднимет шум. Я сейчас все равно спущусь вниз, к машине. Вы знаете мой белый «мерседес», я буду там.
Не дожидаясь реакции с противоположной стороны, Калачников отключил телефон и спрятал его в карман. Собравшись с силами, он встал. Разноцветные круги уже не застилали ему глаза, но боль в груди еще осталась. Цепляясь обеими руками за перила, Петр спустился вниз.
Забравшись в свой «мерс», Калачников обнаружил там Нину. Он уже забыл о существовании этой девушки.
– Ну что, поздравили свою актрису? – кокетливо поинтересовалась она.
Калачникову было не до церемоний.
– Проваливай! – рявкнул он.
– Что?!
– Проваливай!!
Очевидно, в его интонации было что-то особенное, Нина мгновенно испарилась, забыв свои тоненькие сигаретки на передней панели.
Глава 5
Ждать Калачникову пришлось не больше двадцати минут. Даже для «скорой помощи», учитывая московские расстояния и пробки на дорогах, такой результат можно было бы считать вполне нормальным, ну а для Волкогоновой, добиравшейся на обычном таксомоторе, без использования сирены и мигалки на крыше, он был просто отличным.
Максимально откинув водительское кресло – слава Богу в «мерседесе» все регулировалось с помощью кнопок, и никаких физических усилий прилагать не надо было, – Калачников почти лежал за рулем, но в зеркальце над ветровым стеклом ему было видно, как сзади подъехала желтая «Волга» и из нее выскочила Марина. Она была в джинсах и ветровке, а в правой руке держала большую коричневую кожаную сумку, вполне пригодную для похода на рынок.
Калачникову вдруг пришло в голову, что все женщины, даже самые красивые и стройные, в моменты крайней озабоченности становятся похожими на куриц, защищающих цыплят от опасности, – в их движениях появляется та же птичья суетливость, потешность. В следующее мгновение Петр устыдился своих фривольных мыслей, ведь Волкогонова сломя голову примчалась, чтобы помочь именно ему, и, дабы загладить свою вину, он с нарочитой благодарностью подумал: «Все-таки у нее не только большие сиськи, но и большое сердце».
Марина быстро подошла к водительской двери «мерседеса», она явно была готова к самому худшему, но, увидев в приоткрытое окно, что Калачников в сознании и даже улыбается, обошла машину и села рядом с ним.
– Спасибо, что приехали, – сказал он.
Она демонстративно пропустила его слова мимо ушей и сразу перешла к главному:
– Как вы себя чувствуете?
– Теперь уже значительно лучше… Боль в груди немного унялась.
– Но еще осталась?! – насторожилась Волкогонова.
– Да.