Состязание в непристойностях
Шрифт:
Калачников вяло похлопал ладонью по дивану, показывая, куда она должна сесть. Марина послушно выполнила его просьбу. Петр немного продвинулся вперед и положил голову ей на колени, но так, чтобы она не видела его бесстыжие глаза. Довольно долго они молчали.
– Ну вот, – наконец сказал Калачников, – мне уже совсем хорошо. Ты бы только знала, как я тебе благодарен за все, что ты для меня делаешь.
Она ласково потрепала его волосы, а он как бы в ответ стал гладить ее круглое колено, а затем и внутреннюю часть бедра. Вскоре рука Марины застыла на его голове, а Калачников все гладил и гладил ее ногу. Но делал это чрезвычайно
Тогда Калачников поднялся, отвернул Марину от себя, задрал ей юбку и стянул трусики. Они так и болтались на ее левой ноге, пока Петр делал свое дело. Кокетливые ямочки над ее смуглыми, нежными ягодицами опять довели его до исступления, и много времени их коитус не занял.
Сбегав в ванную, Марина теперь уже решительно собралась уходить, и Калачников больше не стал ее задерживать, понимая, что и так добился слишком многого. Он вызвал ей такси и, пока машина не приехала, терпеливо выслушивал причитания о голодном сыне, о няне, просившей отпустить ее сегодня пораньше, и о том, что в супермаркете Марина бросила целую кучу продуктов, которые теперь опять придется набирать.
Оставшись один, Калачников тоже сходил в ванную, а потом уселся перед телевизором со стаканом виски. Однако он так и не запомнил, что смотрел в тот вечер, – его мысли витали очень далеко. Петр никак не мог забыть, что сказала ему Волкогонова о его зрительской аудитории. Это было очень неприятно, и Петр попытался найти какие-то контраргументы. «Твои пациентки ничем не лучше, чем мои почитательницы, – такие же тетки в вязаных кофтах», – спорил он с Мариной, но сам же понимал, что лечить убогих и добиваться их любви, обожания – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Было просто удивительно, как эта смуглая, голубоглазая, язвительная женщина могла одновременно и доставлять Петру столько радости, и так угнетать его, так давить на психику. Он никогда прежде не занимался самоуничижением, но с тех пор как Волкогонова появилась в жизни Калачникова, это стало для него обычным делом. «Но ведь у нее самой полно недостатков, чего же я перед ней комплексую?! – возмущался Петр и вспоминал что-то нехорошее у Марины. – Например… например, она очень слаба на передок!» Но тут же Петр стыдился своих мыслей, ведь сначала он обманом добивался ее близости, а потом ставил это ей в вину. В конце концов, для него самого секс был одной из высших ценностей в жизни, а для нее при всей ее сексуальности чем-то второстепенным. А выше секса стояло много других вещей, например, диссертация и, конечно, сын – этот маленький негодник, которому так завидовал Калачников.
Глава 15
Подъехав к дому Волкогоновой, Калачников позвонил ей по сотовому телефону.
– За вами подняться? – спросил он.
– Нет, мы уже выходим, – ответила Марина.
И действительно, через пять минут она появилась в дверях своего подъезда, держа сына за руку. Мальчишка едва доходил ей до пояса. У него была большая, круглая, с коротко подстриженными светлыми волосами голова, которая, казалось, с трудом удерживается тоненькой шейкой. Рядом со смуглой, энергичной матерью он был похож на одуванчик: дунь – и рассыплется. Одето же это недоразумение было в вельветовые брючки, клетчатую рубашку и свитер с овальным вырезом – этакий джентльмен, собравшийся на прогулку.
Ранее Калачников неоднократно пытался представить сына Марины и теперь был рад, что мысленно нарисованные им образы оказались очень далеки от реальности. Наверное, главной причиной такого несовпадения являлось то, что Петр всегда рассматривал мальчишку в качестве соперника. Но увиденное им существо было настолько беспомощным, что выиграть у него сражение за его мать было просто невозможно: Марина в любом случае отдала бы мальцу пальму первенства.
Волкогонова с сыном сели сзади.
– Илья, познакомься – это дядя Петя, – сказала Марина, заученным движением одергивая ему свитерок.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался мальчик и даже кивнул головой.
Однако новый знакомый большого интереса у него не вызвал. Как только они отъехали, Илья сразу же прилип к окну, с любопытством наблюдая за проплывающими за стеклом домами, за прохожими, за мчавшимися рядом машинами. Столько же внимания он мог уделить водителю троллейбуса или такси, которое вызвали для поездки в зоопарк.
По дороге сын Волкогоновой пару раз издавал какие-то звуки типа радостного повизгивания и тыкал в окно крохотным указательным пальчиком, привлекая внимание матери. Та кивала в ответ: мол, вижу, что ты хочешь мне показать, это мне тоже очень нравится, – и гладила сына по голове. Кажется, в первый раз мальчишка отреагировал на большую, лохматую собаку, которую выгуливали в сквере, а во второй – на проехавшую навстречу красную пожарную машину.
Калачникову тоже хотелось пообщаться с мальчишкой, как-то привлечь его внимание, но, во-первых, Петр не знал, о чем с ним говорить, а во-вторых, чувствовал непонятную скованность – такого с ним давно не случалось, даже перед многомиллионной телевизионной аудиторией. И Марина не собиралась ему помогать, а может быть, просто не замечала, что он находится в затруднении, – для нее-то общение с детьми было делом вполне обыденным. Наконец Петр вполоборота спросил:
– Илья, ты любишь кататься на машинах?
– Да, – однозначно ответил мальчик, по-прежнему не отрываясь от окна.
– А какие машины тебе нравятся?
– Разные.
Так дипломатично мог ответить разве что взрослый человек на вопрос ребенка, они словно поменялись местами. Калачников слегка покраснел, но сделал еще одну попытку:
– А ты знаешь, куда мы сейчас едем?
Последовало немедленное:
– Да, в зоопарк.
– Ты уже бывал в зоопарке?
– Да.
– Сколько раз?
Теперь уже мальчик подумал и показал два пальца – мизинец и безымянный. Одновременно он посмотрел на мать, проверяя, правильно ли он ответил, не ввел ли в заблуждение назойливого дядю.
– Это только в этом году ты был в зоопарке два раза, – сказала Марина. – А раньше мы тоже туда ходили.
– Два раза это только в этом году, – продублировал Илья, вновь отворачиваясь к окну.
На этом вопросы у Калачникова иссякли. Он действительно старался придумать что-нибудь нестандартное, живое, но кроме банальных фраз типа: «А сколько тебе лет?», «Когда ты пойдешь в школу?» или «Кем ты хочешь быть?» – в голову ему ничего не приходило, и Петр решил не мучить мальчишку, не пытаться наладить с ним контакт с первой минуты знакомства. А еще больше ему не хотелось выглядеть глупо в глазах его матери, демонстрировать ей свою беспомощность.