Сотник
Шрифт:
Султан Сулейман медленно шел по тропинке пышного сада, организованного в дворце Топкапы. Тихо. Молча. Задумчиво. Он был погружен в собственные мысли, обдумывая новости о делах в Венгрии.
Уже три года шла война между османами и австрийцами, проходящая традиционно в землях Венгрии. В 1552 году османы сумели нанести имперцам серию болезненных поражений, заняв несколько крепостей. Позже же, будучи отвлечены на боевые действия с Персией [49] , предпринимали лишь локальные операции и давили дипломатически, не гнушаясь угрозами
49
Речь идет о турецко-персидской войне 1514–1555 года. Состояла из три кампании, перемежаемые периодами бездействия. Третья кампания началась в 1552 году, вынудив осман прекратить наступление в Венгрии. Мир в Амасье подписал 29 мая 1555 году визирь Мухам-лу-паша.
Султан не спешил с ответом.
Он прощупывал почву в Венгрии и думал, как с этой войны получить наибольшую выгоду. И вот, только что поступили свежие известия из Венгрии, которые ему сообщил визирь [50] . Сообщил и теперь шел молча за ним, стараясь не мешать все обдумать как следует. Воины же охраны так и вообще отстали шагов на тридцать. Все-таки это Топкапы, а не городская площадь.
И тут до Сулеймана донеслись приглушенные голоса. Это разговаривали садовник с одной из служанок. Он остановился и поднял руку, приказывая не мешать, а сам стал слушать, благо, что их отделяли густой, высокий кустарник и эти слуги могли говорить свободно…
50
Визирь – титул министра или чиновника высшего ранга в государствах и странах мусульманского Востока. Не путать с Великим визирем, который по сути был главой правительства или чем-то близким.
– Ты слышал?
– Что? Опять ты говоришь загадками.
– Весь город только об этом и судачит.
– Опять какая-нибудь чепуха? – фыркнул садовник. – О чем еще могут люди так увлеченно болтать? Как будто у них нет дел?
– О! На дверях Айя-София кто-то ночью прибил письмецо одно.
– И из-за этого все болтают?
– А ты не хочешь послушать, что было в том письме?
– Вряд ли что-то дельное.
– Так мне не говорить?
– Ох! Ты меня потом с ума сведешь и все равно разболтаешь. Говори сейчас. Что там было?
– Там некто Андроник из Тулы объявлял самого султана, да будут его дни вечны, лжецом и вызывал на поединок, дабы Всевышний рассудил их. А ежели от откажется от поединка до ближайшего рождества пророка Иссы, то этот наглец объявлял награду за его голову в одно акче.
– Ты в своем уме?! Ты зачем мне это рассказываешь?! Безумная!
– Ты чего?
– Такие глупости даже пересказывать – дурость! Вот уж куриные мозги! Не смей мне больше такого говорить! Не хочу даже слушать, как ты возводишь хулу на моего господина. И никому больше не болтай, если головы лишиться не хочешь! Поняла?
– Да… – как-то подавленно произнесла служанка.
И они замолчали. Ненадолго. Служанка фыркнула и куда-то пошла. А садовник вернулся к своим делам, начав возиться с чем-то в земле.
Сулейман немного постоял. Пожевал губы. После чего подозвал визиря:
– Садовнику этому выдай тысячу акче. Нет, пять тысяч. А дуру эту выгнать, чтобы я ее больше во дворце не видел.
– Слушаюсь, – поклонившись, произнес визирь, который также, как и султан все слышал. Он махнул рукой и начал распоряжаться. Султан же отправился в свои покои.
Чуть погодя туда зашел этот визирь и сообщил, что указания Сулеймана выполнены в точности и без промедления.
– Письмо, – тихо произнес султан. – Добудь мне это письмо.
– Оно на эллинском. Вряд ли русич его ведает.
– Так ты знал?
– Да, но не посмел беспокоить столь малозначительными вещами.
– МАЛОЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ?! – взревел султан. – За мою голову назначили награду! И ты называешь это малозначительная вещь?! Да так, что об этом знает уже весь город! И не какую-то достойную, а всего в одно акче! Это… это… это просто унизительно! Найди того мерзавца и пособника, что переводил письмо! Слышишь?!
– Его уже ищут. С самого утра.
– Письмо у тебя?
– Перевод.
– Я хочу его прочесть. Это же надо! Какая-то блоха посмела открыть пасть! – раздосадовано воскликнул султан.
Он был обескуражен наглостью Андрея. Хуже того – тот умудрился своей выходкой подмочить его репутацию. В какой-то мере. Ведь теперь по всей державе будут о том судачить и среди всех его врагов. О! Эти мерзавцы особенно станут раздувать эти мерзкие слухи…
– Проклятье! – воскликнул султан, дочитав письмо. – Ну почему всего одно акче? Он что, настолько беден?
– Нет, о великий.
– Ты знаешь почему?
– По торгу ходят слухи. Не знаю, насколько им можно верить. Но они утверждают, будто бы отказавшись от поединка, вы не будете стоить и одной монеты. И это еще щедрость.
– ЧТО?! – впал в ярости Сулейман, вскочив с диким взглядом.
Визирь тут же упал на колени и начал вымаливать прощение за произнесение столь грубых слов. Однако султан не отличался слишком уж безудержным нравом, поэтому сумел взять себя в руки.
– Это просто немыслимо! – воскликнул он, убирая саблю в ножны. – Никто не смеет вызывать меня на поединок! Кем он себя возомнил?!
– Он демон, оттого и бесстыден. Такова их порочная природа.
– Демон? – усмехнулся Сулейман. – Да чушь это. Я поначалу тоже поверил людям, что прислал хан Гирей. Но потом их подпоили и выяснилось, что выдумали они все это. Кое-кто из них, конечно, верит. Но это пустая болтовня.
– Но… получается…
– Получается, что это простой воин. Дерзкий и отчаянно смелый. Не был бы столь смелым, не решился бы на это письмо. И было бы очень недурно его демонстративно проучить. Он ведь раструбил на весь свет, что вызывает меня на поединок. И если проиграет его, то окажется, что виновен. Только мне невместно такими вещами заниматься.
– Я слышал, что у франков существует один обычай. Если вызываемый выше по положению, то он в праве выставить за себя на судебный поединок иного человека.
– Вот как? Интересно, – оживился Сулейман. – У нас ведь есть славные воины, способные побороть этого выскочку?
– О великий! Это опасно делать!
– Отчего же?
– Он может победить. Я слышал, что он славно владеет саблей и добро бьется на копьях. Настолько славно, что никто в тульском полку не решился бы выйти против него один на один.