Сотня золотых ос

Баюн София

Ей нужны были шесть миллионов жадных глаз и искривленных губ.

Живые эфиры ценились на порядок выше любых виртуальных. Марш сама видела, как девчонка в белом часами складывает оригами перед камерой, и на нее смотрят сотни тысяч людей, завороженные тем, как тонкие пальцы бесконечно сворачивают шелковистую алую бумагу.

Но она и в сети оказалась никому не нужна, и времени искать тех, кто будет смотреть, как она делает журавликов из бумаги у нее не осталось. Раньше ее это нисколько не заботило, но

теперь-то, теперь все было иначе. Леопольд в любой момент мог заболеть, в его возрасте было непозволительно питаться дрянью из первого меню, которое стало единственным доступным ему. И как бы его удар не хватил, когда он выйдет в сеть, и увидит, к какому контенту имеют доступ люди с таким рейтингом. Он ведь не имел никаких привилегий, никакой защиты. Его даже убить могли, да, могли бы, он ведь для всех был почти преступником — и карабинеры завели бы дело, которое никто никогда не рассмотрит.

Марш представляла, как он сидит в какой-нибудь конуре, где никто батареи не включит, сколько репортов ни шли, соседи у него — настоящие отморозки, тратящие пособия на легальные эйфорины. Не может отвлечься, потому что в сети одно дерьмо, не может нормально поесть, напиться и даже лишний раз выйти на улицу, потому что если какая-нибудь тварь решит плюнуть в него репортом — он станет еще на шаг ближе к смерти, которая и так стоит слишком близко.

Нет-нет-нет, это было невыносимо. Неприемлемо.

И на второй день поисков Марш у себя дома, в этой самой комнате, начала принимать эйфорины, беспорядочно, горстями, даже в манжету заправила. Она знала, что не умрет, потому что как только доза приблизится к смертельной, Аби все уши ей прожужжит, ей просто нужно было больше ни о чем не думать и ничего не чувствовать.

И когда в сознании остались только злорадство и легкое любопытство, она начала шататься по другим конвентам — все еще легальным, потому что ничто добровольное не может быть незаконным, это нерушимое правило сети.

Порнографические конвенты с трансляциями она миновала довольно быстро — ее рассудка еще хватало на то, чтобы следить за рейтингом, и она видела, что он растет едва ли быстрее, чем если бы она делала оригами.

А потом она нашла запрос, который никто не принимал месяцами. Пожала плечами, скомандовала Аби принять вызов. Взяла с полки один из трофеев с барахолки — серебристый, с витой ручкой нож для фруктов, подключила несколько камер, включила лампы, села посреди комнаты и стала ждать.

Смотрела, как растет аудитория, протирала нож спиртовыми салфетками и улыбалась.

— Аве Аби. Найди Леопольда Вассера, — без особой надежды сказала она. — Пожалуйста…

И словно услышала со стороны свой голос — об этом она всегда просила. Никогда не командовала, не требовала, не выполняла опостылевшую повинность, выдавливая «Аве Аби».

И, пожалуй, ненавидела Аби еще и за то, что он всегда отказывал ей в этой просьбе.

Бумага шуршала мучительно долго. Дольше, чем обычно, и с каждой секундой Марш все больше позволяла себе надеяться, что сейчас-то он выдаст ей результат. Что

Леопольд открыл профиль и доступ к своей карточке, и она сможет наконец-то… увидеть его? Сказать ему?

Или опять попросить помощи, хотя она и так все у него забрала?

— Запрос выполнен.

…

Уже в аэробусе Марш обнаружила, что забыла вытащить красную линзу. Задергалась, чуть не полезла доставать, но вовремя опомнилась. Не хватало еще приехать с воспаленным глазом и растертым по лицу макияжем.

Вот это, конечно, было забавно и донельзя цинично — красить единственный глаз косметикой, оставшейся еще с той поры, когда их было два. Но покупать новую было некогда, а приехать к Леопольду без маски она не могла. Не показывать же ему свою бледную, злую рожу, которой она скалилась на всех с тех самых пор, как он исчез.

Было страшно и холодно. И стыдно — может, ему все еще нужна помощь, а она растратила столько рейтинга на то, чтобы огрызаться на соседей. Тонкий серый пиджак почти не грел, только прижимал к телу рыхлый черный свитер, но не ехать же в агрессивном алом пальто. Она хотела выглядеть нормальной. Впервые за столько лет. Даже попросила у Бесси шарф — серый, в цвет пиджака, но пушистый, пахнущий цветочными духами. Шарф для милой девушки, у которой все эти годы все было хорошо.

Шарф ей не шел и совсем не грел.

Марш, не выдержав, вытряхнула на ладонь пару синих таблеток легкого эйфорина. Можно было купить навынос той подкрашенной воды со спиртом, которую по обстоятельствам именовали то виски, то бренди, но дышать на Леопольда перегаром было еще хуже, чем приехать ненакрашенной.

Она успела только выпить таблетки и скомандовать Аби разбудить ее, когда они придут к нужной платформе, и в следующую секунду тревогу смыло теплой, внушенной лекарством уверенностью в том, что все будет хорошо. Марш успела уснуть раньше, чем волна понесла ее назад.

…

Проснулась она лежа на плече у мужчины с соседнего сидения. Она испачкала пудрой черный эполет его шинели и приготовилась огрызаться, но вовремя осеклась — нужно было беречь рейтинг, а мужчина понимающе улыбнулся ей и не стал ничего говорить.

Наверное, это был хороший знак.

Марш сошла на платформу шестого квартала, и едва не упала назад — такой злой, голодный ветер рыскал по окраинам Младшего Эддаберга.

В дешевых комнатах наверняка ходят сквозняки.

Марш успела кое-как поправить пудру, но сейчас поняла, что все это было бесполезно — колкий снег таял на лице, размазывал краску. Под повязкой от холода обиженно стрелял болью потревоженный датчик, а она никак не могла заставить себя идти к кварталу.

У него комната под крышей.

Может стоило что-то купить?

Там точно сквозняки. И плохая звукоизоляция — чем выше этаж, тем громче воет ветер, а комната Леопольда, судя по расположению, совсем близко к внешней стене.

Марш стояла на платформе, обхватив себя руками, потому что карманы на пиджаке были зашиты, и не могла сделать ни шага. Вокруг толкались люди, задевали ее плечами и наступали ей на ноги, а она впервые не огрызалась и даже не могла разозлиться.

А люди неуклонно теснили ее к ограждению платформы, пока она не сжала мокрые скользкие перила — жаль новых перчаток, имитация кашемира, серебристые пуговицы на манжетах, да, очень жаль.