Сотня. День 21. Возвращение домой (сборник)
Шрифт:
Уэллс дошел до линии деревьев, а вот Октавия вдруг замешкалась.
– Ты идешь? – спросил он, оглядываясь через плечо.
Широко раскрыв глаза и запрокинув голову, Октавия разглядывала в наступающих сумерках смутные очертания деревьев.
– Иду. – Она поравнялась с Уэллсом, и ее голос стал тише: – Я еще ни разу не была в лесу.
Уэллс смягчился. Даже он порой испытывал страх неизвестности, хоть и мечтал большую часть своей жизни оказаться на Земле. Эти просторы, эти непривычные звуки, это чувство, что за пределами освещенного костром круга может прятаться что-то
– Осторожно, – сказал Уэллс, указывая на клубок корней, скрытый ковром пурпурных листьев, – земля тут очень неровная.
Он взял маленькую ладошку Октавии и помог девушке перелезть через поваленное дерево. Странно было думать, что нечто, лишенное пульса и крови, способно умереть, но влажная, отслаивающаяся кора наводила на мысли о мертвом теле.
– Так это правда? – спросила Октавия, когда они спускались по склону к ручью. – Ты действительно подставился под арест, чтобы попасть сюда вместе с Кларк?
– Полагаю, да.
Она с легкой завистью вздохнула:
– Я никогда в жизни не слышала ничего романтичнее.
Уэллс одарил ее кривой улыбкой:
– Поверь мне, это не так.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Октавия, склонив голову к плечу. Сейчас, среди лесных теней, она опять выглядела по-детски невинно.
Уэллс смотрел куда-то в сторону. Он внезапно понял, что совершенно не может поглядеть ей в глаза. Интересно, мрачно подумал он, что сказала бы Октавия, если бы знала правду. Ведь он вовсе не отважный рыцарь, который явился спасти принцессу. Он – причина, по которой она оказалась в заточении.
Уэллс снова глянул на свой нашейный чип. Он сидел тут всего две минуты, но за это время посмотрел на чип уже в четырнадцатый раз. Сообщение, которое некоторое время назад прислала ему Кларк, встревожило его, да и вообще последние несколько недель она вела себя как-то странно. Уэллс почти не видел ее, а во время тех нескольких встреч, которые у них все же были, девушку прямо-таки потряхивало от непонятного волнения.
Уэллс ничего не мог с собой поделать: он боялся, что она собралась с ним порвать, и если еще не сошел с ума от тревоги, то только потому, что знал – Кларк не станет давать ему отставку в библиотеке. Было бы слишком жестоко так ранить его тут, в том самом месте, которое они оба больше всего любили. Кларк не сможет так с ним поступить.
Услышав шаги, он поднялся на ноги, и над его головой снова зажегся свет. Он так долго сидел неподвижно, что библиотека забыла о его присутствии, и лампы потухли – все, кроме одной, аварийной, которая тускло светилась на потолке. Вошла Кларк, все еще одетая в медицинский костюм. Обычно это вызывало у Уэллса улыбку. Ему нравилось, что Кларк не крутится часами перед зеркалом, занимаясь своей внешностью, как это принято у большинства девчонок Феникса, – но сегодня синяя куртка и штаны болтались на
– Привет, – сказал Уэллс, шагнув вперед и легонько поцеловав Кларк в знак приветствия. Она не отстранилась, но и не ответила на поцелуй. – С тобой все в порядке? – спросил он, уже понимая, что это не так.
– Уэллс, – сказала она дрогнувшим голосом и заморгала, чтобы сдержать слезы. Его глаза тревожно округлились – обычно Кларк никогда не плакала.
– Эй, – пробормотал он, обнимая девушку и увлекая ее на диван. Ноги Кларк, казалось, подгибаются под тяжестью какого-то горя. – Все будет нормально, клянусь. Только расскажи мне, что случилось.
Кларк пристально смотрела на него, и он увидел, как желание довериться ему борется в ней со страхом.
– Ты должен пообещать, что никому ничего не расскажешь.
Он кивнул головой:
– Конечно же, обещаю.
– Я серьезно. Это не болтовня, а на самом деле вопрос жизни и смерти.
Уэллс сжал ее руку.
– Кларк, ты же знаешь, что мне можно рассказать абсолютно все.
– Я обнаружила… – Она вздохнула, закрыв на мгновение глаза, и начала снова: – Ты ведь знаешь, что мои родители исследуют радиацию?
Он опять кивнул. Ее родители отвечали за масштабное исследование, целью которого было выяснить, когда человечество сможет вернуться на Землю – если, конечно, это вообще будет возможно. Когда отец Уэллса заговаривал об экспедиции на Землю, юноша считал, что речь идет о каких-то отдаленных временах. Ему казалось, что такая затея – скорее мечта, чем реальный план. Но он знал и о том, как важна работа Гриффинов для Канцлера и для всей Колонии.
– Они ставят опыты на людях, – тихо сказала Кларк. По спине Уэллса пробежала волна озноба, но он ничего не сказал, лишь крепче сжал руку любимой. – Они экспериментируют на детях, – сказала – нет, почти прошептала Кларк. Ее голос звучал опустошенно, словно ее мысли так долго бегали по одному и тому же кругу, что утратили всякий смысл.
– На каких детях? – спросил он, пытаясь осмыслить сказанное.
– На незарегистрированных, – сказала Кларк, и ее полные слез глаза вдруг вспыхнули злобой. – На детях из детских центров, родителей которых казнили за нарушение демографического закона. – И Уэллс словно услышал непроизнесенные ею слова: «Этих людей убил твой отец». – Они такие юные… некоторые совсем маленькие… – Голос Кларк затих.
Она откинулась назад и, казалось, уменьшилась в размерах, будто эта страшная правда поглотила какой-то кусок ее тела.
Уэллс обнял ее за талию, и она не отстранилась, как обычно в последние несколько недель, а наоборот, прижалась к нему, склонив голову ему на грудь.
– Они все очень больны. – Уэллс чувствовал, что его рубашка стала влажной от ее слез. – А некоторые уже умерли.
– Мне так жаль, Кларк, – пробормотал он, пытаясь найти слова, которые прогнали бы ее боль. – Но я уверен, твои родители делают все, чтобы убедиться…
Он умолк. Тут все равно не помогут никакие слова. Нужно что-то делать, нужно положить этому конец, пока ее не сломили окончательно ужас и чувство вины.