Сотня. Трилогия
Шрифт:
Октавия дрожала, как осиновый лист, и Беллами шагнул вперед. Он скорее испепелит эту планету, чем позволит кому-нибудь приблизиться к его сестре.
– Будем голосовать? – выставив вперед подбородок, кивнул в сторону Уэллса Грэхем.– Это ж ты ратовал за то, чтоб на Земле снова была демократия. Мне кажется, это правильно.
– Я вовсе не это имел в виду,– отрезал Уэллс, с лица которого ушла сдержанность, обычно свойственная политикам. Сейчас его черты были искажены гневом.– Мы не будем устраивать голосования по поводу убийств.
– Почему нет? – вздернул брови Грэхем.– Что хорошо для твоего папочки, подойдет и для нас.
Толпа одобрительно загудела, и Беллами, услышав это, вздрогнул и закрыл глаза. В подобной ситуации он сказал бы слово в слово то же самое, что говорил сейчас Грэхем, но только для того, чтоб поддеть Уэллса. Он, Беллами, вовсе не хочет кого-то на самом деле убивать.
– Совет не казнит людей для развлечения,– в голосе Уэллса звучала ярость.– Чтобы человечество не погибло, приходится прибегать к экстраординарным мерам. Иногда они бывают жестокими,– Уэллс сделал паузу.– На Земле мы можем сделать все иначе. Лучше.
– И что? – зарычал Грэхем.– Предлагаешь нашлепать ее по попке, а потом взять со всех честное-пречестное слово не нарушать правила?
Послышалось несколько сдавленных смешков.
– Нет,– тряхнул головой Уэллс,– должны быть какие-то последствия, тут ты прав.– Он набрал в грудь побольше воздуха.– Изгоним их из лагеря.
Голос Уэллса звучал твердо, но, когда он повернулся к Беллами, в его глазах была написана странная смесь боли и облегчения.
– Изгоним? – переспросил Грэхем.– Чтобы они могли тишком пробираться сюда, когда им заблагорассудится, и тырить у нас что плохо лежит? В жизни большей хренотени не слышал.
Беллами открыл было рот, но его слова потонули во все усиливающемся гуле голосов. Наконец девушка (вроде бы она с Уолдена, подумал Беллами), поднялась и закричала, перекрывая общий шум:
– Кажется, Уэллс дело говорит.– Все замолчали и повернулись к ней.– Только пусть они пообещают никогда не возвращаться.
Беллами крепче обнял обмякшую Октавию, улыбнулся ей и кивнул:
– Мы уйдем на рассвете.
Странно, он же с самого начала собирался уйти. Почему же теперь испытывает не облегчение, а тревогу?
Огонь догорел, и ночь накрыла лагерь, словно плотным одеялом, приглушая шаги и голоса. Под этим покровом темные тени, держа в охапке одеяла, разбредались по поляне кто куда. Другие смутные фигуры пробирались к палаткам.
Беллами устроил для Октавии временное лежбище на короткой стороне поляны, возле обломков челнока. По молчаливому согласию, они решили не проводить эту ночь в палатке. Октавия свернулась калачиком на своем одеяле и закрыла глаза, хотя ясно было, что она не спит. Оба они недавно ходили с Кларк в лес за лекарствами, и эта экспедиция вышла очень уж напряженной. Никто не сказал ни слова, но Беллами все время чувствовал на своей спине пристальный, сверлящий взгляд Кларк.
А теперь он сидел возле Октавии, прислонившись спиной к дереву, смотрел в темноту и пытался осознать тот факт, что завтра они навсегда покинут лагерь. Это было непросто.
Из темноты возникла фигура и направилась к ним. Уэллс. На плече у него висел лук Беллами.
– Привет,– тихо сказал Уэллс, когда Беллами поднялся ему навстречу.– Мне жаль, что все так вышло. Я понимаю, что изгнание – это жесткая мера, но я просто не знал, как еще поступить.– Он вздохнул.– Я уверен, Грэхем на самом деле собирался убедить их в том, что… – Тут его взгляд упал на Октавию, и он замолчал.– Не то чтобы я не стал этому мешать, но нас только двое, а их много.
На ум Беллами моментально пришел резкий ответ, но он счел за лучшее оставить его при себе. В сложившейся ситуации Уэллс сделал все, что мог. Он нашел наилучший выход из положения, и Беллами сказал:
– Спасибо тебе.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а потом Беллами откашлялся и начал:
– Слушай, я, наверно, должен… – Он помолчал.– Мне жаль, что так вышло с твоим отцом,– Беллами глубоко вздохнул и заставил себя посмотреть Уэллсу прямо в глаза.– Я надеюсь, что с ним все будет в порядке.
– Спасибо,– тихо сказал Уэллс.– Я тоже на это надеюсь.– На миг он замолчал, а когда заговорил снова, его голос был тверд: – Я знаю, что ты просто стараешься защитить сестру. И я чем-то таким же занимаюсь.– Он улыбнулся.– Ну мне так кажется.– Уэллс протянул руку.– Надеюсь, с вами обоими все будет хорошо.
Беллами принял его руку, встряхнул и кисло улыбнулся.
– Не могу даже вообразить, что на свете есть гады хуже Грэхема. Не своди с этого парня глаз.
– Будь уверен,– кивнул Уэллс, развернулся и растворился в темноте.
Беллами снова опустился на одеяло и стал смотреть на поляну. Отсюда он мог разглядеть контур палатки-лазарета. Наверно, Кларк обихаживает там сейчас Талию, используя те самые пресловутые медикаменты. Его замутило, когда он мысленно вернулся к сцене у костра, вернее, к той минуте, когда он увидел в свете пламени решительное лицо Кларк. Он никогда раньше не встречал девушки, которая была бы одновременно такой прекрасной и такой живой.
Он со вздохом откинулся на одеяло и закрыл глаза, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем он перестанет, засыпая, думать о Кларк.
Глава 26
Кларк
Антибиотики помогали. Прошло лишь несколько часов с тех пор, как Кларк вошла в лазарет с лекарствами под мышкой, а Талию уже не лихорадило, и ее состояние стало гораздо стабильнее, чем в предыдущие дни.
Кларк опустилась на краешек постели Талии, и глаза подруги тут же раскрылись.
– Добро пожаловать обратно,– широко улыбаясь, сказала Кларк.– Как ты себя чувствуешь?
Глаза Талии обежали пустую палатку и остановились на Кларк. Взгляды девушек встретились.