Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Я мысленно взвесил... Есть два типа людей, сеющих страх в любом приличном детективном агентстве: первый – это люди, являющиеся с сомнительным делом о разводе, которому придан вид легальности, а второй – это люди непредсказуемые, живущие в мире необычных иллюзий, люди, которые хотят, чтобы их грезы стали реальностью.
Поэт, сидевший напротив, производил впечатление человека искреннего, но я не был уверен в его вменяемости.
– Мистер Пэнбурн, – сказал я минуту спустя, – я хотел бы заняться вашим делом, но сомневаюсь, что смогу. Я верю в вашу добропорядочность,
– Но я знаю, что ей грозит опасность! – взорвался он. – Я уверен в этом!.. И я не могу делать сенсацию из ее затруднений...
– Очень сожалею, но я не прикоснусь к делу, пока не увижу рекомендацию. Но я уверен, что вы найдете множество агентств, которые не столь щепетильны.
Его губы дрожали, как у маленького мальчика. Он закусил нижнюю губу, и я подумал, что он сейчас расплачется, но он помолчал немного и заговорил:
– Пожалуй, вы правы. Вы можете обратиться к моему родственнику, Рою Эксфорду, – это муж моей сестры. Его слова будет достаточно?
– Да.
Рой Эксфорд, Р. Ф. Эксфорд, был видной фигурой в горнодобывающей промышленности; на Тихоокеанском побережье он был совладельцем по меньшей мере половины предприятий – ста двадцати.
В этой отрасли с его мнением считались все.
– Если бы вы позвонили, – сказал я, – и договорились о встрече на сегодня, то я мог бы сразу же начать.
Пэнбурн подошел к вороху какого-то хлама и извлек из него телефон. Минуту спустя он разговаривал с кем-то, кого называл «Рита».
– Рой дома?.. после полудня будет?.. Нет, тогда скажи ему, что я послал к нему одного господина по личному делу... по моему личному делу, и что я буду благодарен, если он сделает то, о чем я его прошу... Да... Узнай, пожалуйста, Рита... Это не телефонный разговор... Да, благодарю.
Он снова сунул телефон в этот хлам и обратился ко мне:
– Он будет дома после двух. Я попрошу передать ему то, что я вам рассказал, а если возникнут какие-то сомнения, то пусть он мне позвонит. Вы должны будете ему все объяснить: он ничего не знает о мисс Делано.
– Хорошо. Однако я, прежде чем уйти, должен получить ее описание.
– Она прекрасна. Это прекраснейшая женщина на свете.
Это превосходно смотрелось бы в объявлении о розыске!
– Речь не об этом. Сколько ей лет?
– Двадцать два года.
~ Рост?
– Метр семьдесят два, может, семьдесят пять.
– Худощавая, средняя, полная?
– Можно сказать, что худощавая, но...
В его голосе послышалась патетика, и я, опасаясь, что он разразится гимном в ее честь, поспешил прервать его следующим вопросом:
– Цвет волос?
– Темные, такие темные, что почти черные, и мягкие, и густые, и...
– Да, да. Длинные или короткие?
– Длинные и густые, и...
– Цвет глаз?
– Вы видели когда-нибудь тени на полированном серебре, когда...
Я записал: «Глаза серебряные» – и
– Кожа?
– Идеальная.
– Ага... Но какая она? Темная или светлая, бледная или румяная?
– Светлая.
– Лицо овальное, квадратное или вытянутое?
– Овальное.
– Форма носа? Большой, маленький, вздернутый?
– Маленький и правильный. – В голосе его зазвучало возмущение.
– Как она одевалась? Модно? Какие любила цвета, спокойные или кричащие?
– Прек... – Я уже собирался прервать его, когда он сам сошел на землю и закончил вполне рассудительно: – Очень спокойные, обычно голубые или коричневые тона.
– Какие драгоценности она носила?
– Никогда ничего на ней не видел.
– Какие-нибудь родимые пятна, родинки?
Отвращение, отразившееся на его бледном лице, казалось, должно было испепелить меня.
– А может быть, бородавки? Или шрам?
Он онемел, но нашел в себе силы потрясти головой.
– Есть ли у вас ее фотография?
– Да, я вам покажу.
Он вскочил на ноги и, лавируя между предметами, загромождавшими комнату, исчез за прикрытой портьерой дверью. Минуту спустя он вернулся с большой фотографией в резной рамке из слоновой кости. Это была типичная художественная фотография – нерезкая, изобилующая тенями, – не слишком пригодная для идентификационных целей. Девушка действительно была прекрасна, но это ни о чем не свидетельствовало – ведь фотография была художественной.
– Это единственный снимок, который у вас есть?
– Да.
– Я буду вынужден одолжить его у вас. Верну сразу же как только сделаю с нее копию.
– Нет, нет! – запротестовал он, явно испуганный мыслью, что портрет дамы его сердца попадет в руки сыщиков. – Ужасно...
В конце концов снимок я заполучил, но вылилось мне это в большее количество слов, чем я привык тратить на пустяковые дела.
– Я хотел бы одолжить также какое-нибудь ее письмо, – сказал я.
– Зачем?
– Чтобы сфотографировать. Образцы почерка бывают очень полезными, например при проверке регистрационных книг в отелях. Люди даже под фальшивой фамилией время от времени делают какие-нибудь заметки.
Произошла еще одна битва, из которой я вышел с тремя конвертами и двумя ничего не значащими листками бумаги, на которых угловатым девичьим почерком было написано несколько строк.
– У нее было много денег? – спросил я уже после того, как с трудом добытые снимки и образцы почерка были у меня в кармане.
– Не знаю. Не спрашивал. Она не слишком ограничивала себя, но я не имею понятия ни о величине ее доходов, ни об их источнике. У нее был счет в Голден-Гейт-Трест-Компани, но много ли на нем денег, мне, разумеется, неизвестно.
– У нее было много друзей?
– Не знаю. Вроде бы есть, но я с ними не знаком. Видите ли, когда мы были вместе, то всегда говорили только о себе. Интересовались только собой. Мы были просто...
– И вы даже не догадывались, откуда она родом, кто она.
– Нет. Никогда для меня это не имело значения. Я знал, что ее зовут Джейн Делано, и этого достаточно.