Сотворение мира
Шрифт:
А вот появление Фань Чи вызвало смех. К счастью, он не обиделся.
— Они для меня тоже выглядят нелепо, — сказал он невозмутимо. — И от них пахнет, как от несвежего ги. Наверное потому, что они такие волосатые — как обезьяны.
У желтых людей из Китая на теле почти нет волос, и поэтому их пот пахнет необычно — вареными апельсинами.
Я доложил о прибытии в Первую палату канцелярии. Там ничто не изменилось. Меня послали во Вторую палату, где те же евнухи сидели за теми же длинными столами, сверяя счета, составляя письма от имени Великого Царя, ведя нудную работу по управлению империей. То, что я побывал в Индии, ничуть их не заинтересовало. Помощник распорядителя сказал, что Великий Царь очень скоро может дать мне аудиенцию. Но потом… Персидский двор вечен в своей неизменности.
Лаис тоже не изменилась.
— Ты очень возмужал, — сказала она.
Мы обнялись. Как обычно, она не задавала вопросов о моей жизни. Индия ее тоже не интересовала.
— Тебе нужно повидаться с твоим старым другом Мардонием. Прямо сейчас. Это, несомненно, самый влиятельный человек при дворе. — Лаис ощущала влиятельность, как изгибающийся прут лозоходца чувствует малейшую подземную влагу. — Дарий от него без ума. Атосса в ярости. Но что она может поделать?
— Отравить, — предположил я.
— Она бы и отравила, кабы знала, что это сойдет ей с рук. Но я не устаю повторять, что Мардоний не опасен. Чего бояться? Он не сын Великого Царя. «Случалось, наследовали и племянники», — говорит она. В этом году она лишилась четырех зубов. Просто выпали. Но если не поймешь, что она говорит, не подавай виду. Притворись, что понял каждое слово. У нее большое самомнение, и она не любит повторять. Как тебе понравился дворец Ксеркса?
Мы были на крыше Нового дворца над покоями Лаис. На севере, сразу за зиккуратом маячило, сверкая золотом, роскошное строение Ксеркса.
— Да, понравился, насколько смог рассмотреть. Я только что из канцелярии.
— Внутри прелестно. И удобно. Дарию так понравилось, что бедняге Ксерксу приходится переезжать сюда, когда двор в Вавилоне, а двор проводит здесь все больше и больше времени. — Лаис понизила голос. — Он постарел.
Лаис бросила на меня таинственный ведьмин взгляд. В ее мире ничтоне происходит естественным путем, и если Дарий постарел, то это результат не времени, а колдовства или яда.
Шурша одеждами, в дверях появился знакомый древний евнух. Он взглянул на Лаис. На меня. И исчез. Они так хорошо понимали друг друга, что могли общаться без знаков.
— У меня новый друг, — несколько нервно проговорила Лаис. — Надеюсь, ты его полюбишь, как и я.
— Я всегда любил твоих греков. Откуда этот? Из Спарты?
Лаис всегда не нравилось, что я вижу ее насквозь, как она якобы видела других. Но ведь я внук святейшего человека из когда-либо живших и к тому же сын колдуньи. Я обладаю способностями, каких лишены обычные люди.
Демокрит просит продемонстрировать эти способности. Пожалуйста: моя память.
Грек был не намного старше меня. Да ведь и моя мать не намного меня старше. Это был высокий мужчина с бледным лицом и голубыми дорийскими глазами. Если не считать сандалий вместо туфель, одет он был по-персидски, и чувствовалось, как это его стесняет. Я угадал: он был спартанцем. Как я узнал? По темно-рыжим волосам до плеч, ни разу не мытым, разве что под дождем.
— Демарат, сын Аристона, — почтительно представила грека Лаис. — Спартанский царь.
— Больше не царь. Больше не сын Аристона. Благодаря Дельфам.
— Прорицательницу сменили.
Лаис говорила так, словно это она была причиной замены.
— Для меня слишком поздно.
Я тогда не понял, о чем они говорят. Потом я с лихвой узнал о так называемом Спартанском скандале — довольно нелепое название, если учесть, сколько скандалов случается в Спарте ежегодно. Обычно они связаны со взяточничеством должностных лиц. Из всех греков спартанцы самые алчные до лучников.
Спартанское государственное устройство предполагает не одного, а двух царей — глупейший обычай. Демарат пал жертвой второго царя, Клеомена, подкупившего дельфийскую прорицательницу, чтобы та сказала, будто Демарат — не сын Аристона. А раз Демарат оказался незаконнорожденным, то и царем быть перестал. Гиппий нам так и говорил в охотничьем домике, но ему не поверили. Великий Царь не думал, что через столько лет даже Дельфийский оракул может доказать, кто кого зачал. Но оракул справился, и, подобно всем низложенным греческим тиранам и полководцам, Демарат тут же отправился в Сузы, где его и приветил Великий Царь. Демарату пожаловали земли в Троаде и высокую военную должность.
Мы обменялись обычными любезностями. Потом с чувством, что все это уже было мною видено в исполнении Гистиэя, я произнес:
— Теперь вы попытаетесь убедить Великого Царя напасть весной на Афины. Когда Афины падут, вы захотите, чтобы Великий Царь захватил и Спарту?
— Только Афины, — ответил Демарат. Я заметил, что его холодные голубые глаза имели тот же оттенок, что и голубые изразцы на воротах Иштар. — Спартанское войско сильнее персидского.
— Нет войска сильнее, чем у Великого Царя! — нервно выкрикнула Лаис.
— Кроме спартанского, — сказал Демарат. — Это так.
Меня восхитило хладнокровие бывшего царя. Но ноги его меня повергали в ужас. Он носил открытые сандалии, выставлявшие наружу его пальцы, черные, как у вавилонских крестьян. Стараясь не смотреть на них, как и на волосы, я стал рассматривать его бороду. Она была такой густой, что застаревшая в ней пыль казалась обожженной глиной.
— Без союзников Спарта уязвима, — заметил я. — Спарта зависит от афинского флота. А если Афины падут…