Сотворение мира
Шрифт:
В сопровождении персидских стражников мы поспешили туда. Помню, что горячий ветер заливал дождем глаза. Помню скользкую грязь под ногами. Помню наше удивление, когда мы обнаружили, что вход в дворцовый сад не охраняется.
С мечами наголо мы вошли в вестибюль, где вода стояла по пояс. Там никого не было, но из другой части здания слышались приглушенные крики. У входа в приемный зал нам открылось странное зрелище: царские стражники сражались друг с другом, но очень медленно, так как вода затрудняла движения. Пока мы смотрели на это напоминающее сон сражение, двери в зал распахнулись и появилась шеренга копьеносцев с оружием наперевес. При виде копьеносцев стражники вложили мечи в ножны. Сражение закончилось в тишине. В тишине же из дверей вышел царь Пасенади, на шее у него болталась длинная цепь, конец ее держал офицер его собственной охраны. Ритмичное позвякивание цепи над водной гладью создавало некую суровую музыку, которая пришлась бы по душе ведическим богам.
Царь проследовал мимо нас, и я поклонился. Но он меня не заметил. По сути дела, на персидское посольство никто не обращал никакого внимания. Когда царь скрылся, я по пояс в воде пробрался к двери приемного зала и увидел с дюжину мертвых воинов, плавающих в окрашенной кровью желтой воде. В дальнем конце помещения валялся перевернутый трон, и несколько человек пытались вернуть его на возвышение. Одним из них был Вирудхака.
Завидев меня, он предоставил другим устанавливать серебряное кресло и медленно двинулся по воде ко мне, вытирая лицо краем мокрой накидки. Помню, мне показалось странным, что человек, бредущий по пояс в кровавой воде, хочет вытереть лицо мокрой материей.
— Как видите, уважаемый посол, мы совершенно не готовы к церемонии.
Я как мог припал на колено. Увиденного было достаточно, чтобы понять, чего от меня ждут.
— Да хранят боги царя Вирудхаку долгие годы!
Карака и Фань Чи тоже выразили эту праведную надежду.
— Я приложу все усилия, чтобы стать достойным того, что боги даровали мне в сей день, — торжественно возвестил Вирудхака.
Раздался треск, и трон снова упал с возвышения. Да, не лучшее начало царствования.
— Мой отец уже несколько лет хотел отречься, — как ни в чем не бывало проговорил Вирудхака. — Сегодня утром он вызвал меня и упросил освободить его от бремени сего мира. И вот по его настоянию, как послушный сын, я исполнил просьбу отца и занял его место.
Очевидно, утверждение Будды, что этот мир — лишь сон, оказало влияние не только на Вирудхаку, но и на весь двор. Никто не вспоминал, по крайней мере в моем присутствии, кровавого свержения Пасенади. В редких случаях, когда упоминалось его имя, говорили, что царь удалился в долгожданное отшельничество, в лес. Говорили, что он всем доволен; ходили слухи, что он достиг нирваны.
На самом деле в тот же день Пасенади изрубили на мелкие кусочки и принесли в жертву речному богу. Поскольку река скоро вошла в обычное русло, жертва, судя по всему, была принята.
Немного времени спустя я встретил на людной улице принца Джету. От высохшей речной грязи в воздухе стояла пыль, и мы натянули на лицо отсыревшую одежду, стараясь не дышать глубоко.
Мы направились к караванной площади, и принц Джета сказал:
— Пасенади обещал уйти, но в последний момент передумал. Он сказал: «Еще месяц». Очевидно, этот месяц оказался лишним.
— Очевидно. Но он был очень стар. Почему… не подождал он? — В Индии всегда лучше заменять известные имена местоимениями.
— Из страха. Он благочестивый человек, и, хотя ясно видел, что отец разрушает Кошалу, терпеливо ждал. Но когда в Магадхе власть захватил Аджаташатру, понял, что грядет война. И поступил так, как велел ему долг, для спасения остатков царства.
Мы остановились у лавки с причудливыми глазированными китайскими горшками, какие недавно завез в Индию Фань Чи.
— Вы одобряете его поступок?
Принц Джета вздохнул:
— Как я могу одобрять? Я буддист. Я не могу одобрить поступок, причиняющий вред живому существу. К тому же этот… покойный был моим старым другом. Но… — Принц Джета лениво указал на кувшин с драконьей головой: — Говорят, в Китае много таких чудовищ.
— Мне то же говорил Фань Чи. Из драконьих костей делают самые лучшие лекарства.
Я ждал ответа на свой вопрос.
Принц Джета купил кувшин.
— Если кто-то и может спасти страну от Аджаташатру, то это новый царь, — сказал он.
— А как отнесся к этому Будда?
— Будда рассмеялся — как лев.
— В нем нет сострадания.
— Откуда? Он пришел и ушел. Царь — всего лишь часть этого сумасшедшего кукольного представления, в котором совершенный больше не участвует.
Во время жаркого сезона из Раджагрихи приехала Амбалика с нашим сыном. Принц Джета отвел своей внучке и правнуку крыло в своем речном особняке. Тем временем через Таксилу пришло послание из Суз. Великий Царь упрекал меня за слишком высокую цену, уплаченную за железо, но, поскольку я открыл торговый путь между Персией и Магадхой, в целом он был доволен своим рабом, и при дворе я стал героем, во всяком случае так сообщал письмом секретарь. Мне предписывалось немедленно возвращаться домой.
Я тщательно приготовился. Караке я велел вернуться в Раджагриху, где ему надлежало стать торговым агентом Великого Царя. Ему следовало также подготовить второй караван с железом из Магадхи, по более разумной цене, чем заплатил я. Амбалике с нашим сыном предстояло остаться в Шравасти, пока я не пришлю за ней или не вернусь сам.
Ко всеобщему удивлению — приятному удивлению, — война между Раджагрихой и Кошалой так и не началась. Хотя Аджаташатру и послал войска в Варанаси, он не делал попыток захватить город. Тем временем Вирудхака повел кошальское войско не на юг, к своему осажденному городу Варанаси, а на восток, в республику Шакья. Через несколько дней республика пала, и ее территорию поглотила Кошала. Но федерация республик привела свои войска в боевую готовность.
В конечном итоге я был рад вернуться в Персию, где бои шли вдалеке от Суз, а страшное преступление отцеубийства было неизвестно среди наших ариев. Мне казалось отвратительным, что два самых могущественных арийских царя были убиты своими сыновьями, но принца Джету это вроде бы не смущало.
— У нас есть старая пословица: принцы, как крабы, пожирают своих родителей.
В конце концов, мое столь богатое на кровавые события посольство в Индийские царства проходило под созвездием рака.