Сова летит на север
Шрифт:
Избранников вели в Кипселу.
Ни сами жрецы, ни их дети жребий не тянули. Тем более царская семья – Ситалк был верховным жрецом Залмоксиса. Из десяти смертников жрецы потом укажут одного. Выбор – таинство. Но если Ситалк объявит посланником брата, перечить ему никто не станет.
Бледный от унижения Спарадок вернулся в свою комнату. Он понимал: все, что с ним сейчас происходит, это расплата за беспечность. Ох, не надо было уходить за Стримон. Но бизалты опасались мощного соседа – царя Пердикки. В горах Македонии не разгуляешься, не пограбишь, кого там только нет: дерроны, ихны, дионисии… Грызутся, как голодные крысы в пифосе [35] . Совету старейшин казалось, что на понтийском берегу места хватит
35
Пифос – большой кувшин для хранения продуктов.
Не вышло: скифы не потерпели чужаков. После длительного и кровопролитного противостояния бизалты отступили. Спарадок бежал в Ольвию. Там и попался. Глупо, досадно: возвращаясь с рыбалки, напоролся на пикет сколотов [36] , которые караулили своего басилевса [37] Скила, частенько сбегавшего из стойбища в город к греческой жене. Один из номархов его узнал.
Дальше был обмен.
Теперь предстоит изгнание; что ж, это лучше, чем смерть. Нужно собираться. Время для решения, куда плыть, у него есть – ночь.
36
Сколоты – по Геродоту самоназвание скифов, которое, возможно, произошло от имени Колаксая, младшего сына первочеловека Таргитая.
37
Басилевс – правитель крупной территории у древних греков, скифов, также верховный правитель у других древних народов.
Всадники пробирались по склону, то и дело поднимая к лицу руку, чтобы защититься от веток. Низкорослые мохнатые кони с трудом преодолевали подъем – фыркали от злости, но слушались ударов пятками. Вдруг один из них повалился на бок, захрипел.
Успевший соскочить воин положил ладонь на загривок тарпана [38] . Потом резко взмахнул акинаком [39] . Жеребец дернул задними ногами и замер.
Второй тарпан ошалело покосился, всхрапнул. Пришлось слегка похлопать его по взмыленному боку, чтобы успокоился.
38
Тарпан – дикая степная лошадь.
39
Акинак – короткий скифский меч.
– Слезай, Токсис, – обратился степняк к раненому другу, – приехали. Дальше пойдем пешком, уже недалеко. Пусть конь отдохнет, попасется. Нам еще обратно возвращаться.
Помог ему спуститься на землю, обхватил рукой, а тот обнял его за шею, после чего оба медленно двинулись вверх по косогору.
– Брось меня, Орпата, не жилец я: видишь, сколько крови… Тавры нас найдут, рано или поздно. Это их горы.
Токсис дышал тяжело, сипло, каждое слово давалось ему с трудом.
Орпата настаивал на своем:
– Как сказать… У кого сила, того и горы. А капище все равно наше. Его мой отец ставил. Так что это гора сколотов. И точка!
Впереди показалась священная скала. Черной бездонной щелью зияло чрево Табити. Покрытые бурыми пятнами застарелой крови жертвенные камни окружали идола.
Ветер крепчал, над головой собирались тучи: похоже, вот-вот разразится нешуточная буря – обычное для Таврики [40] дело в это время года. Но завтра наступит день осеннего равноденствия – день смерти Колаксая, первого царя сколотов и супруга Великой матери, а значит, он почтит Табити даже под проливным дождем. Потомственный жрец ни при каких обстоятельствах не может пропустить этот праздник.
40
Таврика –
Уложив Токсиса под деревом, сучья которого унизывали разноцветные кусочки ткани, Орпата приступил к сооружению шалаша. Когда убежище было готово, он затащил друга внутрь.
Стрела вошла под ребра, но, кажется, не задела легкое. Пока Токсис, рыча, грыз обломок ветки, Орпата вспорол рану и вынул наконечник стрелы. Потом накрыл раненого дохой, а сам принялся готовиться к обряду: наломал буковых веток, нарезал тонких полос из коры тамариска.
Разрубив лошадиную ляжку на куски, сложил в мешок и подвесил на сук. Лошадь, конечно, – серьезная потеря, но ее смерть решала проблему с жертвенным мясом.
Из шалаша донесся стон Токсиса.
«На все ее воля, – подумал Орпата. – Табити великодушна, справедлива, всемогуща. Она любит нас, своих детей…»
Он осторожно расковырял каменистый грунт акинаком, чтобы извлечь из-под идола завернутый в промасленную тряпку арибалл [41] . В шалаше выдернул из сосуда пробку, зачерпнул густую мазь пальцами. Вдохнул резковатый, но приятный запах – ядреная! – отец сделал из трав и кореньев.
Намазав другу рану, залепил подорожником.
41
Арибалл – небольшой круглый сосуд для ароматических масел.
Вскоре Токсис заснул, задышал ровно.
Ночью разразилась гроза.
Хррр! Снаружи раздался жуткий треск, и в шалаш сквозь ветки ударил яркий свет. Орпата вскочил. На лице Табити играли отблески зарниц, отчего казалось, что она зловеще улыбается. Священная расселина дымилась, а вокруг разливалось розоватое сияние.
Он снова улегся, не спуская глаз с капища. Если богине угодно так проявлять свою мощь – пусть, жреца лишь охватывает благоговение.
На рассвете Орпата приступил к обряду.
Первым делом разжег священный костер возле идола Табити. Вскоре по склону пополз запах жареной конины. Он не боялся, что тавры заметят дым: в таком тумане его не видно. Куски мяса разложил на жертвенных валунах. Затем сунул в огонь буковые прутья. Сделав надрез на ладони, размазал кровь по лицу богини. Поцеловал холодный серый камень.
Пробормотал:
– Прости, что в этот раз без человеческой жертвы. Ты знаешь, мы еле ушли. Но я обещаю вернуться и принести то, что питает твое чрево.
Он уселся на землю. Начал наматывать кору на пальцы, бормоча вполголоса гимны. Сгибал и разгибал полоски, раскладывал их на ладонях, снова наматывал. Потом упал лицом вниз, вытянув руки перед собой.
Наконец, поднялся.
Глава 1
Год архонта Феодора, весна
Афины, Боспор
1
Первый стратег Перикл возвращался из Мунихия усталым, но довольным. Утром он объехал причалы вместе с пританами [42] : расспрашивал моряков, осматривал только что спущенные на воду триеры [43] , заглянул в эмпорий [44] , чтобы проверить качество закупленного для флота зерна.
42
Пританы – члены одного из десяти комитетов афинского Совета пятисот, решающих поочередно в течение года текущие государственные вопросы.
43
Триера – лат. трирема, боевой трехрядный весельный корабль.
44
Эмпорий – торговый склад.