Совесть короля
Шрифт:
— Неужели в этом жестоком мире не осталось места для справедливости?
— Не здесь, не в этом мире, не у нас, — проговорил Грэшем, и Джейн поняла, что произнесла последнюю фразу вслух.
— Тогда на что же можно надеяться? — спросила она, повернув к мужу искаженное мукой лицо.
— Надежда — это наша сила, — ответил Грэшем. — Справедливость заключается в том, насколько мы сильны. Безопасность заключается в том, насколько мы сильны. Наше спасение заключается в том, насколько мы сильны.
— Но ведь я такая слабая, — призналась Джейн.
— Мы все временами ощущаем собственную слабость, — возразил Грэшем. — Сильны те, кто способен побороть чувства
— Я попытаюсь, — пообещала Джейн, чувствуя себя несчастным, всеми забытым, потерянным ребенком.
— Знаю, ты сможешь, — приободрил ее Грэшем.
— Ты уверен?
— В том, что ты — мое счастье? Абсолютно уверен. В том, что Марло хотел убить тебя, стремясь нанести мне самый чувствительный удар? Нет, не вполне. Однако было бы разумно предположить подобное, пока не докажем обратного. Мы оба знаем: ты — мое самое уязвимое место. Ты и я, мы оба находимся в состоянии войны с Марло и Овербери. Нас с тобой обложили со всех сторон.
«Боже, за что это наказание? — подумала Джейн. — Значит, теперь нам не выйти из дома без надежной охраны. Да и выходить придется лишь в случае крайней необходимости…»
Манион предпочел не помогать Грэшему, переведя разговор на другую тему. Было видно, что он хорошо подумал, прежде чем сказать.
— Этот негодяй Овербери не связан с тем, что случилось в театре.
— Почему ты так считаешь?
На этот вопрос ответила Джейн:
— Тот факт, что он был там, — чистой воды совпадение. Сэр Томас очень удивился, встретив нас. Это было видно по его глазам. Кроме того, с ним было в лучшем случае двое его людей, но они не имели с собой оружия. Он имел серьезное преимущество, поскольку был при шпаге, однако поспешил скрыться. И ты говоришь мне, что такой мерзавец, как Овербери, не захочет понаблюдать за последствиями совершенного им злодеяния?
Грэшем задумался на мгновение.
— Возможно, ты права, — сказал он, — но в данном случае не имеет особого значения, козней скольких людей нам придется опасаться — одного или двух.
Сэр Генри вновь принялся расхаживать по комнате, машинально приглаживая рукой копну черных волос.
— Есть загадка, которую я хочу разгадать. Она кроется не в сэре Томасе Овербери или сэре Эдварде Коке или даже в Кристофере Марло. Рукописи Шекспира. Нам непременно нужно встретиться с мастером Шекспиром. Причем как можно скорее. Все мы, здесь присутствующие, должны повидаться с ним.
— Польщена, — ответила Джейн, пытаясь за насмешливой интонацией скрыть охвативший ее страх. — Но зачем тебе нужна я?
— Во-первых, затем, чтобы я не убил его сразу. Во-вторых, для того, чтобы я воздержался от грубостей в его адрес, и, в-третьих, ты хорошо умеешь ладить со спившимися авторами.
В его словах была доля истины. Бен Джонсон, в настоящее время главный королевский автор пьес для театра масок, долгие годы был хорошим другом Грэшема и Джейн. Лишь трое здесь присутствующих — и, конечно, сам Джонсон — знали, что Джейн читала рукописи его произведений. Автор рычал, чертыхался и швырял в стену первое, что попадалось ему под руку, стоило ей высказать критическое замечание о том или ином его произведении, и поносил ее самыми нелестными словами, которые только существуют в подлунном мире. Тем не менее, как заметил Грэшем, Джонсон неизменно вносил предлагаемые ею поправки. По его прикидкам, Джейн причастна к созданию примерно четверти джонсоновского «Вольпоне».
— Жаль, что мы не сможем в ближайшее время увидеться с Беном. А ведь он близкий друг мастера Шекспира. По крайней мере, он сам так утверждает, — вступил в разговор сохранявший до сих пор молчание Манион. — В настоящее время Джонсон где-то в Европе, сопровождает в поездке сына сэра Уолтера Рейли.
— Верно, — согласилась Джейн. — Но давайте не забывать и о творческой ревности этих двух авторов. Джонсон всегда пытался принизить талант Шекспира. Он даже пару раз сделал все для того, чтобы моя встреча с автором «Ромео и Джульетты» не состоялась.
— Пожалуй, я должен познакомиться с этим гением, — произнес Грэшем. — Или, вернее, вновь увидеть его, но уже в облике человека с новым именем. Думаю, осторожность не помешает. Ему известно, что я принадлежу к лагерю Рейли, и если он решит, что я его преследую, то наверняка сбежит. Манион, отправь наших людей, пусть выяснят, в Лондоне ли сейчас Шекспир. Он присутствовал на спектакле, это я видел своими собственными глазами. Не исключено, что мастер Шекспир мог вернуться в Стратфорд. Говорят, в последнее время он все чаще и чаще бывает там. Узнай, где он находится, но сделай это, не привлекая к себе внимания. И назначь время — на самый ближайший срок — его встречи со мной и моей супругой.
Глава 12
Нет места на земле, в котором восславляли бы убийства.
Сентябрь 1612 года
Грэнвилл-колледж и Кингс-колледж, Кембридж
Увы, того, кого они искали, и след простыл. Подобное и раньше не раз случалось в жизни Грэшема, но из всех возможных случаев этот вызывал в нем непреодолимое беспокойство и желание обязательно добиться поставленной цели. Он устал от безделья. Сочетание напряжения и бездействия превратило его в некое подобие гончей, которая от ярости кусает свой собственный хвост, потому что хозяин упорно отказывается спустить ее с поводка. По всей видимости, Шекспир покинул город сразу же после событий, произошедших в театре «Глобус». Нанятые Манионом люди прочесали в поисках создателя «Гамлета» весь Лондон, а затем и Стратфорд, однако так его и не нашли. Утешало одно — покушений на жизнь Грэшема или членов его семьи больше не предпринималось.
Тем не менее предстоящий вечер обещал быть довольно интересным. «Неужели я превращаюсь в ночное создание?» — подумал Грэшем, облачаясь для предстоящего ужина в мантию. Для студентов колледжа, как и для крестьян, ежедневные труды начинались на рассвете и заканчивались на закате. Таким образом, главная трапеза в Грэнвилл-колледже приходилась на полдень. Свечи и лампы являлись непозволительной роскошью, слуги ложились спать пораньше, чтобы, встав спозаранку, развести в каминах и печах огонь; студентов же нужно было любой ценой убедить в том, что ночь — это не день. Так что главная трапеза происходила при ярком свете. Однако сэр Генри учредил и оплачивал три вечерних пиршества в год. Происходили они в главном зале колледжа, который также был построен на его деньги.
Зачем ему понадобились лишние траты? На этот вопрос Грэшем затруднялся дать быстрый ответ. Желтоватый мерцающий свет свечей, падавший на развешанные по стенам зала портреты, завораживал, резко контрастируя с красными отблесками огня огромного камина. Такое освещение придавало ужинам атмосферу некоего счастливого тайного сговора: непринужденные разговоры под еду и выпивку, раскрепощение от всяческих запретов… Грэшем получал удовольствие от тепла, шума и света, бросавших вызов всепоглощающей тьме и тишине ночи.