Совесть короля
Шрифт:
Грэшем посмотрел на Маниона.
— Случилось так, что двое матросов из корабельной команды пытались убить Марло, когда тот спал.
— И как же ты поступил с ними? — спросила Джейн.
— Отправил на тот свет, — бесхитростно признался Манион и отпил из кружки. — Ладно, сейчас речь не об этом. Главное, я перевез его во Францию. Нам стало известно, что оттуда он перебрался в Испанию, но это уже совсем другая история. Затем до нас дошел слух, будто в 1602 году Кит либо умер сам, либо был убит. Он всегда искал бед на свою задницу, да простит меня леди Джейн за такие слова. Так что мы не удивились, когда нам сказали, будто он умер.
— Ты уверен, что вчера
— Спрашиваете! Правда, старина Кит сильно изменился. Постарел, сгорбился, облысел. Я узнал его не сразу. Но это точно был он. Марло, восставший из могилы. Готов спорить на что угодно — он явно переболел сифилисом. Вы заметили, как он обращался с арбалетом?
— Я видел, как он выстрелил из него, — ответил Грэшем.
— А я видел другое. Кит двигал рукой так, будто она его плохо слушается. С сифилитиками всегда так. Они не чувствуют собственных рук или ног. Уж можете мне не объяснять.
То, что Манион сам избежал сифилиса, было великим чудом, вернее, иллюстрацией того, что жизнь порой бывает весьма снисходительна к грешникам. Хотя наверняка жизнь верного слуги, протекавшая за стенами дома Грэшема, сталкивала его со многими несчастными, которых настигла эта страшная болезнь.
— Значит, это был мой старый друг Кит Марло, — задумчиво произнес Грэшем.
— Но зачем ему мстить тебе? — удивилась Джейн. — Ты ведь в свое время помог ему, верно?
— Пожалуй, я знаю почему, — ответил ей муж. — Подожди минуту, я сейчас принесу кое-что.
Грэшем вышел в буфетную и зашагал по коридорам, на ходу здороваясь со слугами, обращаясь к каждому по имени. Те почтительно кланялись в ответ или снимали шапки. Войдя в свой кабинет в центральной части дома, сэр Генри плотно закрыл за собой массивную дверь. Убедившись, что никто его не видит, он приподнял ковер на полу. Взгляду открылись деревянные половицы. Грэшем нажал на одну из них. Край доски приподнялся примерно на полдюйма. Сэр Генри поднял его чуть выше. В тайнике лежала запертая на замок металлическая шкатулка. Он открыл ее ключом из связки с золотой цепочкой. В шкатулке не было золота, как можно было ожидать от хозяина богатого дома, явно потратившего немалые деньги и на изготовление металлической шкатулки, и на устройство тайника под полом самой надежной комнаты. Не имелось в ней и ценных бумаг, столь любимых адвокатами. Вместо них там лежали письма. Письма и бумаги, на первый взгляда не представлявшие никакой ценности. Грэшем с улыбкой посмотрел на них. Судьбы и репутация стольких королей и королев зависели от этих документов!
Мужчины выбалтывают секреты, чтобы доказать, что они мужчины. Великим людям известны великие секреты, но они хранят их в тайне.
Грэшем выбрал два нужных ему письма и закрыл свое тайное хранилище. Интересно, выдержит ли оно разрушительную силу огня, подумал он. Пожалуй, должно выдержать. В конце концов, шкатулка отлита из металла, из пушечной бронзы. Однако в случае непредвиденного пожара судьба шкатулки в большей степени зависит от него самого или от верного слуги, который вынесет ее из пламени. Ни в чем нельзя быть уверенным до конца, кроме смерти, подумал Грэшем. Готовность — вот самое главное. Предсказания — ненадежная вещь. Нужно быть лишь готовым ко всему.
Он вернулся в комнату, держа в руке два письма. Манион за это время успел снова наполнить пивом кружку, что не ускользнуло от глаз хозяина.
— Два письма, — произнес он, обращаясь к Джейн. — Оба от Марло. Написаны с промежутком в три месяца. Июнь и август 1602 года. Сообщает, что его недавно пытались убить. Я не спас его, пишет он мне. Я сделал все в соответствии с распоряжениями Сесила, так что того ничуть не смутят те признания, которые Марло может сделать в суде.
— На кой черт им сдался суд! Вот умора! — усмехнулся Манион.
— Согласен, но Марло вбил себе в голову, что может выступить, обрядившись в тогу неустрашимого героя. Предполагалось, что он останется во Франции, но вместе этого Кит бежал в Испанию, где стал шпионить в пользу новых хозяев. Насколько я понимаю, он долгие годы выполнял поручения испанцев, а затем неожиданно впал в немилость и поспешил обвинить меня и Сесила в том, что мы специально настроили их против него.
— Но ведь все было не так, верно? — уточнила Джейн.
— Боже сохрани, конечно, нет, — ответил Грэшем. — По правде говоря, я уже простил его, но тут неожиданно пришли эти письма. Он заявил, что предпочел бы закончить свои дни в Тауэре. Вот, ты сама можешь прочесть его слова. Кит прозябал в жуткой нищете, так и не получив признания, которого был достоин… А еще он пишет, будто это мы с Сесилом желали его смерти.
— Он лгал? — снова спросила Джейн.
— Разумеется, лгал, — ответил Грэшем, пожав плечами. — Я не желал его смерти. В этом не было никакой необходимости. Теперь это дело далекого прошлого. А в то время я надеялся, что, оказавшись за пределами Англии, он снова станет писать, сочинять пьесы, сотрудничать с европейскими театрами… Помню, как меня потрясло его письмо, которое я получил после того, как все услышали известие о его убийстве. Это было, если не ошибаюсь, в сентябре. Позднее я узнал нечто такое, что убедило меня в причастности Сесила к смерти Кита.
— Что же именно? — полюбопытствовала Джейн.
— Довольно долго я считал, будто Сесилу известно о том, что Марло жив. Он прибрал к рукам шпионские связи Уолсингема, но так и не смог толком ими воспользоваться. Предпочитал работать через посланников и прочих официальных лиц. Эти письма проливают свет на события 1602 года, когда в Испании кто-то попытался убрать Кита. Полагаю, за попыткой покушения стоял лорд Солсбери. По моему убеждению, это произошло после того, как Сесилу стало известно, что Марло жив, и он выяснил, на кого тот работал. Думается, Солсбери тогда испытал самое сильное потрясение за всю свою жизнь.
— Почему же самое сильное? — удивилась Джейн. — Он познал немало бед еще до 1605 года. — Она не смогла удержаться от улыбки при воспоминании о «пороховом заговоре» и истинной природе того потрясения, которое Сесил испытал благодаря ее мужу.
— Потому что в 1602 году, когда стало ясно, что Елизавета уже одной ногой в могиле, все решили, будто Роберт Сесил сделал выбор в пользу Якова как будущего монарха Англии. Более того, милорд Солсбери лично написал Якову письмо, в котором назвал себя его самым преданным слугой, а сам тем временем вступил с испанцами в сговор, имевший целью посадить на английский трон не Якова, а испанского инфанта. Тем самым он стал слугой двух господ. — Сэр Генри покачал головой и продолжил: — Вообще-то Сесил опасался, что королева узнает о его переписке с Яковом, но еще больше страшился того, что и она, и Яков узнают о его дружбе с испанцами. И что же он сам выясняет? Что Марло долгие годы шпионил на испанцев! Марло, который ненавидит его лютой ненавистью! Марло, который причастен ко многим испанским секретам, мог видеть некоторые его письма. Не удивлюсь, если Сесил немедленно отдал приказ об убийстве бедняги Кита. По всей видимости, Марло удалось бежать, если это именно его мы видели вчера в театре…