Совет знаменосцев
Шрифт:
Спасти знамя вызвался старший политрук Барбашев Александр Васильевич. Он принял знамя из рук часового.
Солдаты простились со знаменем.
Барбашев снял полотнище с древка, бережно сложил его и спрятал в вещевой мешок. Солдатский мешок с драгоценной ношей он надел не на спину, как носят его обычно, а на грудь. И старший политрук в сопровождении двух воинов отправился в путь.
Три преданных сердца окружили знамя, словно заслонили его собой от врага.
Они двигались днем и ночью. По глухим чащобам и по болотным топям.
Днем скрывались, а ночью выходили из своих укрытий и шли бесшумные и невидимые, как призраки. Они пробирались под самым носом у врага. И, хотя жизнь трех знаменосцев на каждом шагу подвергалась опасности, дума о собственном спасении отошла на второй план. «Спасти знамя! Во чтобы то ни стало спасти знамя!» — думали бесстрашные знаменосцы, пробираясь на восток.
Шестого августа три бесстрашных знаменосца вышли на окраину села Анютина. Тут их обнаружили фашисты.
Трое советских воинов залегли в болоте. Начался бой. Не бой, а охота целого подразделения врагов на троих советских смельчаков. Враги окружили их, но не могли к ним приблизиться.
Обреченные на гибель, воины защищали красное знамя. С отчаянным упорством они не подпускали врагов. Уже несколько фашистов нашли свою смерть на окраине села Анютина. Тогда решено было пустить в ход бронетранспортеры. С железным лязганьем они подползли к кромке болота и открыли по советским воинам пулеметный огонь. Фашисты были защищены толстой броней, а советские воины лежали под прикрытием небольшой болотной кочки. Вот погиб один воин. Теперь в ответ фашистам звучал грохот только двух автоматов. Потом замолчал еще один автомат.
Последним погиб старший политрук Александр Васильевич Барбашев. На мгновение он поднялся над землей, словно хотел броситься на фашистов с умолкшим автоматом, и тут сразу несколько пуль просвистело над тонкой болотной травой. Одна пуля сперва пробила знамя, спрятанное на груди, потом — сердце.
Так смерть сняла с поста последнего знаменосца.
— А что будет, если знамя пропадет?
Этот вопрос Володя Бубенец решился задать своему дорожному товарищу, когда за окном уже стемнело.
— Когда часть теряет свое знамя — она перестает существовать как боевая единица. Разве можно положиться на людей, которые не смогли уберечь даже свое знамя. Солдат расформировывают по разным частям, а офицеров отдают под суд.
Такого оборота дела Володя не ожидал. «Выходит, если наше знамя действительно пропадет, — думал он, — то нашу дружину расформируют? „Расформируют“ — слово какое-то холодное и чужое».
Володе стало не по себе. Но солдат Володя заметил это и поторопился успокоить его:
— Ты думаешь, красное знамя пропало? Ну нет, брат! А дело было вот как…
И солдат продолжал свой рассказ.
…Теперь все трое защитников знамени отдали свою жизнь в неравном бою. Но даже мертвым старший политрук Барбашев продолжал прижимать знамя к груди и, казалось, не было такой силы, которая могла бы вырвать у него из рук боевую святыню.
Фашисты, расстреляв советских воинов, не пожелали рисковать завязнуть в болоте и, развернув свои бронетранспортеры, вернулись в деревню, проклиная трех воинов, доставивших им столько беспокойства.
Смерть сразила последнего знаменосца. Она сняла последнего часового с поста номер один.
Но пост у знамени — бессменный пост!
И смена пришла. Она пришла ночью без начальника караула, без разводящего. Не пришла, а прокралась под носом у врага.
Очевидцами неравного боя были не только враги. Все, что произошло на болоте, видел старый солдат бывшего 301-го Бобруйского пехотного полка, царской армии кавалер георгиевского креста колхозник Дмитрий Тяпин. Бывший солдат прокрался ночью на болото, чтобы предать земле прах павших героев, и у одного из них, со шпалой старшего политрука на петлицах, обнаружил знамя. Оно лежало в вещевом мешке на груди мертвого знаменосца.
Старый солдат смекнул, что неожиданно в его руках оказалась судьба дивизии. Спасет он это знамя, сбережет его — дивизия будет существовать, не выполнит своего священного долга, не сохранит знамя — не будет славной дивизии.
И в эту ночь, приняв знамя из холодных рук мертвого знаменосца, старый колхозник Дмитрий Тяпин стал часовым. Теперь он уже был не хозяин самому себе. И, пока бьется сердце, он не имеет права покинуть свой пост до прихода смены.
Тяпин хорошо понимал, что, если враги пронюхают, что он не просто старик, а часовой поста номер один, что он охраняет Боевое Красное Знамя, — его повесят. Но покинуть пост он уже не мог.
Старик старательно завернул свою находку в брезентовую плащ-палатку и до рассвета зарыл ее глубоко в землю.
Так среди вражеских частей возник пост номер один советской части.
Прошел год, другой. Начинался третий.
Наконец старому солдату пришла смена.
Она явилась с грохотом разрывов, со скрежетом танков, с грозным и родным солдатским «ура». Она появилась с лавиной наших наступающих войск, освободивших село Анютино.
И тогда в штаб явился Дмитрий Тяпин. Он встал навытяжку, приложил, как положено, руку к козырьку и доложил полковнику Петрову:
— Товарищ полковник, я, солдат бывшего 301-го Бобруйского полка Дмитрий Тяпин, спас знамя дивизии и хочу передать его командованию.
Тяпин привел воинов на то место, где было зарыто знамя. Он взял лопату и начал копать. Он копал молча. И все окружавшие его воины тоже молчали. Время от времени он останавливался, выпрямлялся и вытирал рукавом пот со лба. Потом снова брался за лопату, снова копал. И, хотя старику было нелегко орудовать лопатой, никто не предложил ему помощь: все понимали — он сам хочет исполнить свой долг.