Советская фантастика 50—70-х годов (антология)
Шрифт:
— Опять стихи Кристине? — спросил Виктор. — Говорю тебе: наши возвращаются. Слишком рано, понимаешь? Я так и знал, что на этой планете стрясется какая-то беда!
Он прошелся по кабине, ероша темные, коротко остриженные волосы.
— Не топчись у меня над ухом, — попросил Казимир. — Мешаешь. И почему именно беда? Может, нашли что-нибудь интересное, вот и вернулись. Выйдут они из шлюзовой, тогда все узнаешь.
Виктор изо всех сил хлопнул дверью — впрочем, он заранее знал, что хлопанья не получится, сработает пористая прокладка и дверь прикроется неслышно.
«Нашел время писать стихи! — с досадой думал Виктор, шагая по мягкому, пружинящему настилу коридора. — Вот ведь характер!» Он, в сущности, завидовал спокойствию Казимира и стыдился своей нелепой тревоги — ведь и в самом деле, может, ничего плохого не случилось…
Но когда из-за поворота коридора показался Владислав, Виктор сразу почувствовал — нет, тревожился он не напрасно. Владислав почти бежал, на ходу приглаживая мокрые волосы.
— Владек! — крикнул Виктор.
Владислав подошел ближе. Его смуглое матовое лицо слегка порозовело от душа.
— Таланов тебя зовет в медицинский отсек, — сказал он.
— Что случилось? С кем? — отрывисто спросил Виктор.
— Карел… с ним неладно. Подожди, Таланов велел рассказать тебе здесь, чтоб при Кареле поменьше говорить. Карел, понимаешь… Владислав постучал пальцем в лоб.
— Карел! — поразился Виктор.
— Да. Слушай. Мы были уже в городе, когда это у него началось. Шли по большой круглой площади со ступенями, — знаешь, где то белое здание, что похоже на яйцо. Карел начал отставать от нас, потом сел на ступеньку. Я подошел, спросил: «Ты плохо себя чувствуешь?» Он покачал головой. Я говорю: «Что ж ты сидишь, человече? Пойдем!» Он встал и пошел. Но, понимаешь, ходил как-то механически, ничем не интересовался, ни с того ни с сего останавливался. Мы его спрашивали, что с ним, он сначала говорил, что ничего, потом стал как-то странно улыбаться, не отвечал на вопросы. Мы решили вернуться. В вездеходе он так осматривался, будто все впервые видел. Потом сказал, что ему все это, наверное, снится.
— Что именно снится? У него были галлюцинации?
— По-моему, нет. Это он о нас говорил, что мы ему снимся, что вездеход ему снится. А в шлюзовой кабине вдруг заявил, что он — это не он. Понимаешь, стоит под душем, трогает себя и говорит со страхом: «Нет, это не я!»
— Так! — Виктор сжал губы, раздумывая.
Ничего подобного он не видел за все время работы на Лунной станции. То есть, конечно, бывали случаи помешательства, но при каких-нибудь тяжелых авариях, катастрофах, под воздействием гибели товарищей, одиночества, ожидания смерти. А здесь ни с того ни с сего… И почему именно Карел, самый уравновешенный и спокойный из всех?..
— Что ты чувствуешь? — спросил Виктор. — Слабость? Голова болит?
— Слабость? Не знаю, нет… — Карел еле шевелил губами. — Тело не мое.
— Как не твое? А чье же?
— Не знаю. Вот я рукой двигаю, а она не моя. Или, может, моя, а двигает ею кто-то другой.
— Карел, ты же понимаешь, что это чушь, — очень бодро сказал Виктор.
— Понимаю, — согласился Карел. — Конечно, этого не может быть.
Он помолчал, словно к чему-то прислушиваясь, и вдруг резко протянул руку к Виктору. Рука уткнулась в плечо Виктора, и на лице Карела отразилось не то удивление, не то удовлетворение.
— Ты что? — спросил Виктор.
— Я думал, что ты мне снишься, — пробормотал Карел.
— А почему?
— Так… все будто во сне. Или как на картине нарисовано.
Он опять надолго замолчал. Потом вдруг лег и отвернулся к стенке. Виктор отодвинул дверцу стенного шкафа с лекарствами и, поколебавшись, достал маленькую желтую таблетку.
— Глотни, Карел! — сказал он.
Карел послушно приподнялся, проглотил таблетку и опять лег. Виктор вышел в соседнее помещение. Там сидел Таланов.
— В этом состоянии с ним невозможно разговаривать, — сказал Виктор. — Он моментально истощается. Я дал ему таблетку энергина. Минут через десять он, наверное, станет почти нормальным. На время, конечно.
— Что это, по-твоему? — спросил Таланов.
Его темно-карие, глубоко сидящие глаза смотрели испытующе и, как показалось Виктору, недоверчиво. «Ну что ж, он прав, — не без горечи подумал Виктор. — Я ничего в этом не понимаю. А он теперь жалеет, что взял в рейс меня, а не Вендта… Правда, Вендт уже стар для дальних полетов, зато…»
— Не знаю, — Виктор глядел прямо в глаза Таланову. — Я ведь не специалист в психиатрии. Все это кажется мне странным — такое внезапное и бурное развитие болезни у совершенно здорового, уравновешенного человека… и без предшествующей травмы…
— На Карела и тяжелые травмы не очень действовали, — сказал Таланов. — Я был с ним в том рейсе «Сириуса»… знаешь, когда погибли Беренс и Фальковский на астероиде и Карел их разыскивал. Случилось это все на глазах у Карела, Беренс был его лучшим другом, а помочь ничем нельзя было… Так вот, если Карел тогда не сошел с ума, пять лет назад…
— Понятно, — сказал Виктор. — Пойдемте к нему, энергии, наверное, уже начал действовать.
Карел сидел, растерянно озираясь.
— Что со мной творится? — голос звучал спокойно, но видно было, что Карел испуган. — Я что — заболел?
— Да, немножко, — Виктор сел к нему на койку. — Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Лучше. Что это было?
— Расскажи, что ты чувствовал, — вместо ответа попросил Виктор.
Карел нахмурился.
— Мне трудно, — сказал он. — И потом… я боюсь.
— Чего боишься?
— Мне кажется, если я буду рассказывать, это вернется.
Виктор вздохнул.
— Расскажи, — мягко повторил он. — Нам нужно знать, в чем дело, иначе…
Он не договорил. Лицо Карела исказилось от страха.
— Что иначе? Я все еще болен? Я не выздоровел?
— Послушай, Карел, надо спокойней, — вмешался Таланов. — С тобой бывали вещи похуже, а ты выпутывался. Со всеми бывало всякое, верно?
— Такого не было, — убежденно сказал Карел. — То все было вне меня, понимаете? А это — внутри. Поэтому я боюсь. Я теряю себя.