Советская фантастика 50—70-х годов (антология)
Шрифт:
— Вы не слушаете, Инспектор?
— Слушаю, товарищ Главный. Но я не понимаю, при чем тут я. Свира не входит в нашу Зону, никаких сведений о возможных контактах с ними у меня нет, я вообще ни одного свирянина в глаза не видел…
— Увидите. Мы в Координационном центре обсуждали много кандидатур, но выбор пал на вас. Это, Инспектор, директива, а не просьба.
— Выбор? Директива?
— Именно так.
— Какой выбор и на что директива? Я битый час слушаю, но до меня никак не доходит, в чем дело. Что случилось на Свире?
— В том-то и дело, что ничего не случилось. За последние сто пятьдесят лет на Свире не случилось ничего существенного. Доходит или еще нет?
— Нет.
Главный
— Простите, товарищ Главный, но Инспектор Шанин имеет право на подобные вопросы. Ситуация, прямо скажем, необычная, и мне хотелось бы, чтобы все уяснили ее исключительность…
— Арнольд Тесман, директор сектора социальных проблем СДН [2] ,— представил Главный своего спутника.
2
Союз Дружественных Наций — международная организация, заменившая ООН после перехода большинства государств Земли и внепланетных поселений на социалистический путь развития.
Шанин присмотрелся к высокому гостю внимательнее. Тесман ему понравился: немолод, но спортивен, лицо моряка, глаза упрямые и добрые, с легкой вызывающей смешинкой. С таким можно договориться, отвертеться от нежданной и непонятной директивы — разве мало у каждого своих забот, своих проблем, ждущих немедленного решения? А Главный тоже хорош: мало того, что приберегает для своего помощника самые головоломные задания — так теперь решил, видно, сдавать его в аренду в другие ведомства…
— Послушайте, товарищ Тесман, у меня есть контрпредложение. Давайте пока оставим Свиру. Жила она в своем Коконе полтораста лет — потерпит еще пару месяцев. А вы поживите у нас. Вы скандинав, судя по всему. Для акклиматизации могу предложить Ибсен-2 или Григ-8.
— Спасибо за приглашение, но…
— Нет-нет, подождите. Не отказывайтесь сразу. Ведь наша Зона — уникальный уголок. Звездный Монмартр, так сказать. Основное население — художники, музыканты, писатели, поэты, скульпторы, представители бесчисленных новаторов. Живут в буквальном смысле в атмосфере своих творений, на земле своих предтеч и кумиров. Несколько миллионов профессионалов, остальные любители. На любой планете — полная свобода творческой фантазии… Ничего от вас не требую й не берусь ничего доказывать. Просто полетим вместе, посмотрим, что где и как. И ручаюсь головой — через месяц Свира с ее причудами покажется вам самым ординарным цирком, а пресловутый Кормчий — старым глупым фокусником…
Тесман посмеивался, глядя в потолок, в полупрозрачной толще которого плыли разноцветные пузатые солнца и вилась вокруг них серебристая мошкара планет. Даже на этой сугубо деловой карте угадывалось невероятное пространство — расстояния, чуждые всему живому и покоренные человеком во имя жизни.
— Да, Иннокентий Павлович, теперь мы живем просторно и можем себе кое-что позволить. Сейчас на Земле — около 60 миллионов человек, и это втрое превосходит экологическую норму для планет третьего класса. Земле сделано исключение, но уже сейчас многие считают, что такое положение устарело. А ведь к концу двадцатого века на Земле жило чуть ли не шесть миллиардов человек! Я даже представить себе не могу, как это возможно физически — ежедневно видеть толпы людей — и совершенно незнакомых людей! Каждый день — разные лица… Непостижимо!
Шанин энергично кивнул — у него появилась надежда. Но когда Тесман опустил глаза, в них не было улыбки.
— Однако Свира — не цирк и не порождение фантазии неумелого новартиста-любителя. Она существует и процветает. Процветает — это вполне достоверные сведения. Существует и единолично
— Ну и пусть себе процветает на здоровье! Разве это плохо?
— Иногда плохо… Материальная обеспеченность плюс духовная нищета — страшная смесь… История дала немало примеров тому, чем кончается такое «процветание»… Мы не можем допустить физического или морального самоуничтожения целой планеты. Но официальное вмешательство — крайняя мера. Чтобы пойти на него, мы должны иметь конкретные и веские доказательства недееспособности Правителя перед надвигающейся опасностью. Иначе в глазах народа Свиры мы будем агрессорами, и вместо спасения только ускорим трагические события.
— Но, быть может… быть может, рано еще бить тревогу? Может быть, свиряне еще сами дойдут до сути? Ведь наших прапрадедов в России в тысяча девятьсот семнадцатом году никто не спасал. Сами разобрались. И неплохо разобрались. И еще других научили.
— Вы вправе гордиться своими предками. Но как раз история русской революции, история строительства социализма в России научила человечество братской солидарности. Вы начали первыми и могли первыми закончить свой титанический труд, вы были вправе наслаждаться коммунистическими благами, так сказать, за отдельным столом, — никто не осудил бы вас за это. Но ваши прапрадеды ограничивали себя во всем, помогая другим народам преодолеть трудности переходного периода, оберегая их от капиталистической агрессии. Не так ли?
— Сдаюсь, товарищ Тесман, сдаюсь. Я хотел только сказать, возможно, на Свире уже есть силы, решающие сегодня те же вопросы, что и мы? И надо им просто помочь?
— Возможно. Возможно, хотя сомнительно. Но тогда тем более на Свире нужен наш человек, способный установить связь революционного подполья с Внешним миром.
Шанин задумался. Главный, считая, видимо, свою миссию законченной, внимательно просматривал бортовые журналы мобильных групп безопасности. А Тесман говорил — то ли объясняя собеседнику, то ли думал вслух.
— Правитель… Оксиген Аш начинал весьма традиционно, и весь его политический путь вплоть до строительства Стального Кокона прямо-таки шаг в шаг повторял бурную деятельность всех больших и малых диктаторов прошлого. Все они, терзаемые манией величия пополам с манией преследования, стремились увековечить себя в сооружениях гигантских и нелепых, и все доводили свои народы до нищеты… Свира после Стального Кокона была на грани экономического краха… Только жесточайшим террором Оксигену Ашу удалось удержать власть… После целого ряда отчаянно смелых, но безрезультатных покушений он вообще перестал показываться народу… И вот с этого момента начинается непонятное. Правитель доводит свои полномочия до абсурдных границ. Он решает все. Сам, правда, ничего не предлагает. Но все, что происходит или будет происходить на планете, включая даже такую мелочь, как время включения ночных фонарей, зависит от его согласия или несогласия. Ему подают обоснованный проект — он говорит, вернее, пишет — «да», «нет», «отложить».
— Но ведь даже прочесть такую массу бумаг невозможно! Не говоря уже о большем… Может быть, он заменил себя машиной?
— Исключено. Машина может хранить огромный объем информации и оперировать им в пределах программы, но все ее могущество — на уровне прошлого человеческого опыта. Она способна самообучаться и само-программироваться, но она не способна изменить свой принцип подхода к материалу, что ли, свою позицию, свою логику. Она не способна думать творчески… Точнее, не способна ошибаться… Я что-то сам запутался, но сошлюсь на авторитеты: наши специалисты, анализируя данные прослушивания эфира Свиры, заявили твердо, что логика решений Правителя исключает вмешательство электронного компьютера… Но с другой стороны, это не человеческая логика…