Советская психиатрия(Заблуждения и умысел)
Шрифт:
Тем не менее, есть выход из труднопреодолимого лабиринта проблемных отношений общества и личности (в том числе и тех, которые могут быть обусловлены психиатрическим диагнозом, или которыми этот диагноз обусловливается). Благодаря ему (при желании!) давно разрешаются многие проблемные и спорные ситуации — даже без приглашения, скажем, такого специалиста, как консенсусмен (иногда, правда, такая профессиональная специализация становится остро необходимой). Выход этот заключается в согласии, основанном на понимании и возвращении из политической ссылки очень простых истин. Например, такой: социальная политика, направленная на создание и поддержание условий, способствующих взаимодополнению индивидуальных психологических миров и социального мира, лучше, чем создание и культивирование (равно, как и содействие этому) условий их взаиморазрушения.
Только
Между тем социальная политика, поддерживающая взаимопонимание субъекта и социума, всегда персонифицируется в конкретных людях. Случай может распорядиться так, что человек из прошлого будет уполномочен решать эти задачи настоящего и будущего. От того, принадлежал ли он (и принадлежит ли теперь) к социально желательному типу, который формировался в государстве, где приоритетной была политическая сила мундира, интриг и авантюр, мошенничества, жестокости и сентиментальности, будет зависеть принимаемое им решение и судьба тех, чей, как говорится, вопрос решается.
Допустим, что человек вынес из прошлого только страх, то есть присущий всем людям естественный инстинкт самосохранения. Страх, социальный страх, умышленно культивировался, чтобы удерживать людей в зависимом положении: ведь именно страх парализует мысли и действия, «опускает» личность, принуждая человека к самообесцениванию. В таком случае, не исключается ситуация, в которой психологически неблагоприятное наследие прошлого может стать могилой для настоящего и будущего взаимопонимания личности и социума. Ведь как раз решение этих задач будет зависеть от человека, утратившего широту взглядов, способность к рациональному компромиссу ради consensus omnium (согласия всех), утратившему способность и желание понимать других людей, «иные» мысли, быть терпимым к ним. Человек из прошлого вообще ничего не станет решать, пока «сверху», как это часто бывает, не поступит разрешение увидеть чью-то индивидуальную проблему. Без руководящих указаний такой проблемой будут просто-напросто пренебрегать, т. к. личность слишком мала, чтобы ее заботы могли обратить на себя внимание и чтобы ей оказали помощь.
Человека из прошлого, могут, например, просто раздражать чьи-то претензии на сатисфакцию в связи с оскорбленным чувством собственного достоинства, чья-то независимая позиция или стремление реализовать свое право на нее. Человеком из прошлого само право на личностную автономию, на право чувства собственного достоинства и право на многие другие личностные (психологические) ценности людей не признается, т. к. он когда-то ценой утраты собственной личностной автономии приобрел гарантии безопасности своего существования. Ему порой даже невдомек, что все это существует. В силу таких психологических причин, достигающих уровня социальной проблемы, решение многих актуальных задач, созданных прошлым, осложняется.
Осложняется, например, определение и выбор целесообразных для социума и личности мер предупреждения взаимодеструктивных ситуаций. Особенно остро это проявляется в ситуациях, сопряженных с нормативно-правовыми, судебными оценками социально проблемного поведения и психического состояния человека, т. е. с применением к нему, в соответствии с этими оценками, специфических социальных санкций (лишение свободы, принудительное лечение). Такие оценочные суждения традиционно формируются под углом «юридического» или «психиатрического» видения. Психическое состояние человека чаще всего рассматривается с точки зрения болезненных психических отклонений в его поведении, хотя при нормативном оценивании социально проблемного поведения психологическая нагрузка вопросов во многих случаях гораздо выше, чем психиатрическая.
В практике судебной экспертизы зачастую неоправданно смешивают психиатрические и психологические аспекты поведения и состояния человека; психологические, как правило, почти полностью поглощаются психиатрическими. Такое положение и сегодня не является редким исключением, а в период злоупотребления психиатрией в политических целях вообще было «дежурным» правилом. Человек не имел права на психологическую защиту, несмотря на то, что судебно-психологический анализ и оценка особенностей социально проблемной (например, диссидентской) личности обладают достаточным нормативно-правовым весом. Однако даже находясь в небезопасной для себя зависимости не только от разрушительного политического прессинга или какого-либо собственного психологического несовершенства, но и от действительно имевшегося у него психического заболевания, он все равно попадал в подчинение к политически деиндивидуализированной, т. е. к психологически упрощенной психиатрии. В результате применяемые социальные санкции (так называемое эффективное лечение в психиатрических больницах специального типа) были далеки от психологически дифференцированного понимания того, что и в пределах психиатрического диагноза живет одушевленное существо, т. е. такой же, как и все, человек, способный по-своему думать и переживать, со своей особенной индивидуальной психологией души, страдания которой никому не дозволено унижать. Но и человеку с реальным психическим недугом и, тем более, «психически больным по политическим показаниям» всего этого не полагалось.
Профессиональные знания, к сожалению, не являлись гарантией щадящих условий пребывания в психиатрических больницах специального типа. Хотя давно замечено, что ни они, ни наука сами по себе не в силах изменить традиционного мышления и традиционных взглядов, препятствующих гуманным отношениям между людьми, взаимопониманию между человеком и социумом.
В чем же здесь дело? Может быть, в отношениях человек — человек? Кстати, их вполне можно рассматривать как мини-модель взаимодействия человека и социума. В отношениях человек — человек один из партнеров часто представляет собой официальный окружающий мир, который, случается, недружелюбно настроен по отношению к другому человеку, или определенную социальную систему, которая враждебно настроена против него. Таким образом, и получается, что окружающий мир в лице какого- либо индивидуального мира не понимает и не хочет понимать другой индивидуальный мир.
Тем не менее, и во враждебном окружающем мире находятся люди, способные понимать. Именно у них могли находить посильную поддержку «психически больные по политическим показаниям». Окружающий мир в их лице не отторгал и не уничтожал. Напротив, понимая, поддерживал, хоть как-то облегчая этим страдания и разделяя печальную участь. Таким людям естественно присуще моральное поведение. Социальной деструкции они противостоят тем, что не являются ее индуктором, т. е. не распространяют ее негативные последствия. Сами они могут и не подозревать, что в их индивидуальном мире совесть чувствует себя в безопасности, ей не грозит уничтожение.
Все это может показаться непозволительным упрощением проблемы. Тем не менее, это не совсем верно. И вот почему. Систему создают и олицетворяют конкретные люди. Излишне, наверно, говорить о том, что люди, конечно же, допускают ошибки и система может выйти из-под контроля, превратиться в автономно действующую силу, которая угрожает своему создателю, и т. д. и т. п., но… Сначала все же систему создают, развивают в определенном направлении и поддерживают сами люди. Люди, как известно, бывают очень разные. Они, например, сильно отличаются по способности, которая называется эмпатией, т. е. по способности понимать друг друга. Это, безусловно, отражается на регуляции межличностных отношений и более сложных социальных взаимодействий между людьми.
Эмпатия — способность непростая. Сопоставив данные независимых научных исследований, можно установить, что она развивается на основе врожденной предрасположенности человека к эмоциональному резонансу с другим живым существом. Эмпатия обеспечивает чувствительность к сигналам бедствия, а в человеческих отношениях исключает проявления насилия и жестокости. Не без оснований ученые допускают, что эмпатия дифференцирует людей по моральному поведению, которое, чтобы состояться, опережает воспитательные и иные императивные наставления. Известный психотерапевт К. Роджерс как-то проницательно заметил, что способность вчувствоваться в мир другого человека, понять и не повредить его, в некотором роде — врожденное свойство, и только тонко организованная структура способна на это.