Советские тексты в постсоветской редакции
Шрифт:
«Ленин в тебе и во мне!» Л. Ошанин
«В нас с вами тоже много звериного». А. Ким
Надежда Константиновна юмор понимала. А после общения в учительской с Василием Ивановичем он был ей органически необходим. Как душ после пыльной работы. Ульянов и Бронштейн поднимали ей настроение. Иногда, не в силах сдержать улыбку, она закрывала лицо руками, как бы приходя в отчаяние от очередного безобразия. Бывало, просила пригласить в школу родителей, о чем через пять минут «забывала». Проверяя дома их
– Мишка, привет! Ты диплом по Тургеневу защищал?
– Сомневаешься?
– Послушай, что пишут мои оболтусы: «Иван Сергеевич Тургенев перед тем, как написать стихотворение в прозе, или горестно раздумывая во дни сомнений о судьбах родины, прогуливался с Полиной Виардо по аллеям старого парка. Стояла поздняя осень. Быстро темнело. И ни единого фонаря! Насколько же чище могли быть их отношения, как несоизмеримо глубже чувства, когда бы в 19 или 20.00 вспыхивали яркие электрические лампочки, не оставляя шансов разбрасываемым вековыми деревьями зловещим теням, преследующим влюбленных. А ведь еще Ленин отмечал, что коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны».
– Если твои ребята так раскрывают тему любви Ивана Сергеевича, я за нашу смену спокоен. Тебе, Надька, в Оксфорде преподавать!
– Да ну тебя! Меня же с работы уволят без выходного пособия, попади случайно их творения в руки кому-нибудь из коллег.
– Работа не волк. В Кембридж переберешься.
– А серьезно?
– Хм… Ну, поговори с Тургеневедом в неформальной обстановке. Домой к себе пригласи, что ли.
– Пригласила уже…
– Видишь, не мне тебя учить…
– …вместе с Вовой Ульяновым. Этот мне письма пишет, в любви клянется и Лениным подписывается.
– Любви все возрасты покорны – у Ленина отменный вкус. Я тебе тоже писал: чего же боле?.. что я могу еще… в вашей воле… – А ты! о Боже мой! Кого себе избрала? Когда подумаю, кого ты предпочла!
– Я обещала подумать, если сбросишь килограмм тридцать.
– Сброшу, как два пальца обоссать.
– Дурак.
– Нет, это …я опять у ваших ног…
– По-Тургеневски?
– Надька, как говорила Анна Андревна, – мы же филологи…
– Я почти согласна. На чем мы остановились?
– На Ленине.
– С мальчишками-то что делать?
– С мальчишками… Помнишь, как старшие товарищи выпускали альманах «Метрополь»?
– Помню.
– Не перебивай. Заинтригуй Ленина и – как там второго-то, Тургеневеда?..
– Бронштейн.
– Однако… Заинтригуй Ленина с Троцким опытом старших товарищей. Предложи им «свой Метрополь». Название пусть сами придумают и сочиняют, ни в чем себя не ограничивая. Ты будешь «главным редактором» и одновременно «благодарным читателем». Наиболее удачное можно будет отпечатать и сброшюровать. Условий два – строжайшая тайна, и чтоб в школе вели себя прилично. Воистину есть у революции начало, нет у революции конца…
P.S. Михаил Александрович Шолохов (не автор «Тихого Дона» и не лауреат Нобелевской премии) положил трубку, погладил перед зеркалом живот, похлопал себя по крутым бокам и ягодицам и решительно облачился в спортивный костюм и кроссовки. Костюм едва не лопнул по швам. Кроссовки ощутимо жали в области больших пальцев. Михаил Александрович понял, что пробежка, как средство для похудания, не для него. Не ему, видимо, предстояло повести в перспективе Надю Крупскую под венец. Он переоделся в домашний халат, утопил чресла-булки в мягком кресле и закурил. На баньку с можжевеловым веничком возлагалась последняя надежда – «Надежда, мой компас земной… Совсем спятил. Жрать буду меньше, и все дела», – Михаил Александрович затушил сигарету, пересел к письменному столу и продолжил править кандидатскую диссертацию одного номенклатурного дебила «О положительном влиянии Зазеркалья русской революции на судьбу девочки Алисы». Этим он зарабатывал на безбедную жизнь, имея в узких кругах заслуженный авторитет. Самому защититься не хватало времени.
Бог умер
Лева задерживался. Ожидая товарища, Вова дочитывал Ерофеевскую поэму: «И ангелы – рассмеялись. Вы знаете, как смеются ангелы?.. Когда-то, очень давно, в Лобне, у вокзала, зарезало поездом человека, и непостижимо зарезало: всю его нижнюю половину измолотило в мелкие дребезги и расшвыряло по полотну, а верхняя половина, от пояса, осталась как бы живою, и стояла у рельсов, как стоят на постаментах бюсты разной сволочи… Многие не могли на это глядеть… А дети подбежали к нему, трое или четверо детей, где-то подобрали дымящийся окурок и вставили его в мертвый полуоткрытый рот. И окурок все дымился, а дети скакали вокруг и хохотали над этой забавностью…
…Они смеялись, а Бог молчал…»
Наконец раздался звонок в дверь. Лева был возбужден, тыльная сторона его правой ладони заметно распухла.
…когда милицейская машина с освобожденным дядей Томом скрылась за поворотом, Лева под впечатлением от неожиданной картинки русской жизни, машинально уединился в заброшенном дворике перевести дух и услышал жуткий кошачий вопль из разросшихся кустов, видимость за которыми отсутствовала. Через минуту затрещали ветки, из кустов вылез Дзержинюк с портфелем и, не заметив Левы, быстро удалился. «На хвост что ли наступил животному?» – подумал Лева. Порыв ветра раздвинул ветки. В просвете что-то темнело и раскачивалось. Лева подошел и увидел повешенную кошку с картонной табличкой на шее: ДУШИЛА ПТИЦ
Догнать палача-живодера было не трудно. И Лева дал рукам волю…
Сбивчивый Левин рассказ заканчивался приглашением в гости к Надежде Константиновне с инструментами и оговоркой, что захватить с собой придется одну скрипку, поскольку правая рука Левы пришла в полнейшую музыкальную негодность.
Надежда
Бронштейн набрал Надежде Константиновне и, дождавшись ответа абонента, попросил о переносе встречи:
– Понимаете, Надежда Константиновна, Ульянов вам новое письмо пишет. Я у него, но сделать ничего не могу. Вот он трубку рвет, посоветоваться насчет взятия почты и телеграфа желает. «Архиважно», – говорит. Передать ему трубку? Пожалуйста.
– Але, але! Надежда Константиновна, здравствуйте! Не за старое… Не слушайте вы его. Ничего я не пишу. Просто Лева руку сильно повредил и зол на весь мир. Нет, не упал, это Дзержинюк от его удара упал. Долго рассказывать. Понял. Хорошо. Будем в течение часа. Хорошо, без сюрпризов.
– Без сюрпризов не получится, – сказал он Леве, закончив разговор, – и поглядим, что получится. Иди умойся пока, а то на черта похож.
Вова достал из-под дивана груду оставленных ему на хранение братом книжек и вместе со скрипкой сложил их в большую спортивную сумку.