Советские тексты в постсоветской редакции
Шрифт:
– Тяжело, Розенблит, быть бестолковым. Ладно, давай дальше пиши. Отбой скоро.
Дембельская сказка
После отбоя, когда последний офицер уже покинул казарму, спят все, кто захочет из «стариков» и те, кому позволят из «молодых». Любого «молодого» любой «старик» неожиданно может спросить, сколько дней до приказа. Лучше не ошибаться. Неточный ответ воспринимается как личное оскорбление. Последствия для «молодого» будут непосредственно связаны с тем, что в уставе прописано как «тяготы и лишения
Когда почти все уже угомонились, и койки приняли в свое лоно утомленных защитников отечества, «молодой», чья очередь сегодня, взбирается на тумбочку и читает стихотворение, именуемое «дембельской сказкой»:
Дембель стал на день короче.
Старичкам спокойной ночи.
Пусть вам снятся дом родной,
Баба с пышною пиздой,
Бочка пива, водки таз
И о дембеле приказ.
Текст канонический – с момента, когда до приказа остается 100 дней, все эти 100 дней он и произносится без изменений с завидным постоянством. Высокий стиль! После декламации «старики» хором или вразнобой орут: «Дембель!», после чего чтец имеет право покинуть пьедестал, если, конечно, прочитал выразительно и не требуется повтора. Как-то, непозволительно размечтавшись до срока, к хору дембелей присоединил свой голос и «молодой», и тут же словил лбом сапог, пущенный услышавшим его бдительным «дедушкой». Подобное даже для «черпака» (после года службы) – неслыханное кощунство. Такой вот отход ко сну.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат.
Пусть солдаты немного поспят…
Ромашки спрятались, поникли лютики
– Рота, смир-на! Равнение напра-во! Товарищ капитан, во время моего дежурства происшествий не случилось. Рота находится…
– Вольно, вольно. Вижу, что не случилось. Вижу, что находится… Какого хера у Федорина крючок расстегнут и верхняя пуговица?
– У меня, товарищ капитан…
– Рядовой Федорин!
– Я.
– Выйти из строя.
– Есть.
– Трое суток ареста. Вопросы?
– Товарищ капитан, у меня на шее огромный фурункул, мне и в расстегнутом виде больно.
– Арест отменяю. Но пуговицу с крючком немедленно застегнуть!
– Я не могу, товарищ капитан. Мне и в санчасти разрешили.
– Здесь распоряжаюсь Я! В санчасти ему, блядь…
– Как вы можете, товарищ капитан? У вас же нет медицинского образования.
– А мне поебать ваше медицинское образование!!! Приказываю привести в порядок форму одежды и… трое суток ареста! Разой-дись.
Нет, командир роты капитан Василий Васильевич Сугерей не был злым человеком. Так, разве вспылит иногда. Помните у Гоголя: «Скорее даже мягкости в нем много. Кошельки вышивает собственными руками, ласковое выражение лица…» Насчет «кошельков и выражения лица», конечно, сомнительно, но вот к чему Сугерей испытывал неподдельно нежные чувства, так это ко всякой комнатной флоре. В ротной канцелярии благодаря его трогательной заботе произрастали несколько видов бегоний, кактусов, фикусов и пальма.
В тот роковой в судьбе писаря Розенблита день Василий Васильевич, любовно осмотрев свое зеленое хозяйство, решил рассадить какой-то не в меру разросшийся куст. Поразмыслив, кого бы послать в цветочный магазин для покупки необходимых горшков, он остановил взгляд на изображавшем видимость деятельности Розенблите, который перекладывал с места на место всякие бумажки, выдвигал и задвигал ящик стола и хлопал папками.
– Розенблит!
– Я.
– Головка от боекомплекта. Что ты все манипулируешь, крутишь, вертишь…
– Я не манипулирую, товарищ капитан, я ищу…
– Ни хера ты не ищешь. В общем, так. Сейчас выпишу тебе увольнительную и дам денег. Слетаешь в цветочный магазин и приобретешь пять горшочков такого вот приблизительно размера. Задача ясна?
– Так точно. Исполню в лучшем виде, – и в душе Бори Розенблита от поставленной задачи расцвел розовый куст.
Выйдя за ворота КПП, он еще раз пересчитал капитанские деньги и убрал их в нагрудный карман гимнастерки. Своих оказалось поменьше, но все-таки были – горшки никуда не убегут, а свалившийся как снег на голову день вожделенной свободы может бездарно кануть в лету.
Каким образом Боря распоряжался свободой – оставим простор для воображения читателя, особенно отслужившего срочную службу. Когда же он все-таки оказался на пороге цветочного магазина и потянул ручку двери, дверь не поддалась. Что дергать ее бесполезно, он понял, прочитав висевшую на ней же табличку с часами работы: пятница – короткий день. И Боря стал носиться по городу. В хозяйственном горшки были, но гораздо больших размеров, чем требовалось; да и в смету никак не уложиться. Украсть в ресторане? Один еще как-то можно, но пять? В универсаме и вовсе голяк. Машинально, ни на что уже не надеясь, входил Боря в магазин фототоваров. Он тупо стоял перед витриной, бессмысленно разглядывая ее.
– Скажите, пожалуйста, – наконец обратился Розенблит к продавцу, – для чего служат вот эти емкости?
– Это, молодой человек, специальные ванночки для проявки пленки.
– А как вы думаете, что будет, если в такую ванночку насыпать земли и посадить какое-нибудь неприхотливое комнатное растение?
Продавец пожал плечами, но выход , хотя и несколько сомнительный, был найден. Размеры ванночек почти точно совпадали с заданными Сугереем размерами проклятых горшков, а цены и вовсе не кусались, настраивая на оптимистичный лад…