Советский человек
Шрифт:
Да я вообще удивляюсь той жизни! Неужели думаю, это все было? Да мне не верится, что наши женщины не знали, что такое конвейер. Что такое производственная программа, поточная линия, отдел технического контроля, норма выработки. Профилактический осмотр. А кто их там осматривал?
Они даже понятия не имели, где лежат клапаны, а где выключатели. Где вообще горизонт, где диспетчерская, зачем турникет, куда поехал цементовоз. А он там и не ездил, лошади по кругу скакали, возили их коляски! Никто не знал, что значит
Образец продукции. Как жили неизвестно! Ни цели, ни образцов! Я смотрю, а Галя эту книгу взяла и читает и чуть ли не слезы у нее.
– Валера, – говорит, – ты только послушай…. Как я люблю, как жар в груди горит. Боже мой, какие слова! – она с чувством посмотрела на потолок. – Хочу сгореть, быть пеплом, быть золою! Но как же ваше сердце крепко спит, под одеялом с синею каймою….
– Да будь ты человеком, – говорю я, – возьми в руки долото, – а меня зло разбирает.
Как можно жить так бесцельно?
– Как же красиво, – восторгается Галя, – одеяло с каймою… Это что-то невероятное…
– Да я не понимаю, что за страдания могут быть? Что за блажь? – а мне противно всё это!
– Валера, – говорит Галя, – это же искусство, ты что?
А мне смешно! Да какое это искусство, когда они там все поизмотались, не знали уже как в воду не прыгнуть, как под колеса не залезть. Так, а надо сдерживать свои желания, чуть, что сразу на собрание, к плакатам, «валки прокатные», «схема водяного затвора», «перископическая артиллерийская буссоль», «общая схема буровой установки».
Да мы отовсюду эти схемы поприносили, чтобы было на что смотреть, знать, где тренога, где трубки, где турбобур. Так, а мы всё уже знаем, всё поизучили, и никакого огня, никаких пожаров! Да нам только этого не хватало, когда партия ждет, когда страна смотрит! Это у них там ничего не было, никто не смотрел.
А Галя никак не успокоиться, ей-то кажется, там любовь была, а там не было ничего! Да от безделья не знали чем заняться! Всю ночь на небо смотрели, днем на диванах валялись, вот и вся жизнь!
Лучше не женитесь, мужики!
Лучше не женитесь, мужики! Лучше идите, грибы пособирайте или в гараже уберитесь. Это же, как желудок укрепляет и прочие органы! Или в бане попарьтесь, и не надо никаких женщин вообще!
Сразу понимаешь, что мир и без них прекрасен и счастье возможно! Я так одно время в палатке спал, в мешке прям в спальном. Лягу и сплю! Так кругом тишина такая, воздух. И бриться не надо! Можно самим собой быть. Или картошки нажарю, ну разве не сказка? Да прекрасно всё и без них, мужики!
А тут я женился и ни бани тебе, ни картошки. В лес не пускают, книжку почитать не дают, сапоги мои резиновые выкинули, а сами сказали, что они потерялись где-то. Как они могли потеряться? А может, кто ушел в них и радуется? Так там такие сапоги были, всем сапогам сапоги!
Зина конечно руками машет.
– Ой, – говорит, – кому нужны твои сапоги, да еще и резиновые?
А мне-то по лесу бродить охота, в норы заглядывать, я потом такие сны вижу! А Зине разве суждено понять скрытую красоту? Разгадать следы на песке? Вычислить возраст дерева? Проследить путь муравья? Она только мой путь прослеживает, чтоб я с работы домой шел.
То маму свою у проходной поставит, то сама встанет и стоит за сердце держится.
– Я, – говорит, – Вася переживаю, дождь бы не начался.
И как жить? Так все смеются уже! А меня тоска мучает. Как начну вспоминать лесные прогулки, рассветы, сапоги свои резиновые. Где вот они? Так у меня ещё же набор был туристический, нож складной, термос и котелок – трансформер. Я его на голову надевал, и тепло и никого не слышно! Так Зина куда-то все запрятала.
И ключи она под подушку кладет, боится. Я один раз ушел, прям ночью. А чего думаю ждать? Погода хорошая, луна, завтра суббота. Я до леса дошел, лег на траву, а сам думаю, откуда звезды берутся? Так ведь ещё и светят….
А утром Зина с мамашей прибежала.
– Вася, – говорит, а сама за сердце держится, – что же тебе дома-то не спится? Что же ты меня перед людьми-то позоришь?
– Не стыдно, – причитает мамаша, – по полям да по болотам шататься?
– Нет, вы только посмотрите на него! – возмущается Зина. – Мы его ищем, а он здесь!
– Развалился и лежит! – негодует мамаша. – Ну-ка вставай!
А я лежу, как ни в чем не бывало, воздухом дышу. Тут граждане, которые за грибами пришли стали выступать.
– Это что же, с утра уже пить начали? – удивляется гражданин с усами. – Терпежа не хватает?
– А как тут до вечера продержаться, – сокрушается другой гражданин, – когда выпить охота?
– Силу воли надо вырабатывать, – советует первый гражданин. – Надо волевым быть!
– Вставай! – потащили меня Зина с мамашей. – Стыд-то какой, Господи!
– Это куда же профсоюзы у нас смотрят? – вмешались две толстые тётки. – В лес не зайди, кругом пьяницы и тунеядцы лежат!
– Ну выпил человек, – заступается второй гражданин, – может, горе у него какое?
– Горе! – смеется Зина и чуть ли не ногой меня пинает. – Вставай, кому говорят!
– Да если б не мы, – говорит мамаша, и чуть ли не палкой меня бьет, – он бы разве был человеком? Лежит ещё ухмыляется!
А мне смешно, что столько народа собралось, что нет равнодушных.
– Не стыдно ему! – стыдят меня тётки и ножиками передо мной машут.
– Да дайте проспаться человеку, – упрашивает второй гражданин. – Что вы не видите, как ему плохо… Вам может доктора вызвать? – он стал искать у меня пульс.