Советский русский рассказ 20-х годов
Шрифт:
Современные исследователи уделяют внимание проблеме комического у писателя, ставя его новеллистику 20-х годов в связь с последующим творчеством (см.: Старков А. Юмор Зощенко. М., 1974). Исследуются структурные особенности рассказов М. Зощенко. Подчеркивая характерные черты зощенковского рассказа, Л. Ершов пишет: «Как правило, в первой половине новеллы представлены один-два, много — три персонажа. И только когда развитие сюжета проходит высшую точку, когда возникает необходимость типизировать описываемое явление, сатирически его заострить, появляется группа людей, порой толпа. […] Простодушно-наивный рассказчик уверяет всем тоном повествования, что именно так, как он, и следует оценивать изображаемое, а читатель либо догадывается, либо точно знает, что оценки-характеристики рассказчика неверны. Это вечное борение между утверждением рассказчика и читательским негативным восприятием описываемых событий сообщает зощенковскому
Наиболее значительной из современных монографий о М. Зощенко представляется работа М. Чудаковой «Поэтика Михаила Зощенко» (М., 1979), в которой проблема авторского слова рассматривается как ключевая в творчестве писателя. Исследовательниц пишет: «Зощенко начал свой путь, сделав главным предметом изображения новую речь. Затем явилась задача проверки возможностей этой речи, и Зощенко принадлежит утверждение художественных принципов, исходивших из того, что можно и чего нельзя выразить средствами данной речи. […] Он стремился изобразить и осмыслить саму речь, речевую жизнь как нечто важнейшее для понимания всех сфер жизнедеятельности общества. Ему в такой степени удалось отразить эту речь, что творчество приобрело значение документа. […] Его художественный опыт, возросший на «живой речи», в плотном контакте с нею, возымел огромное влияние. Его слово прорвало границу литературы и разлилось вокруг нас, прямым образом воздействуя на речевую жизнь общества — в первую очередь на язык массовой коммуникации — и помогая укоренению той самой речи, которую оно отражало и оценивало» (Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко. С. 196–197). Из числа работ, посвященных поэтике М. Зощенко, необходимо отметить статьи В. Г. Салагаева (Салагаев В. Г. О стилистико-синтаксической композиции сатирических рассказов Зощенко//Филологический сборник. Вып. 12. Алма-Ата, 1973; Он же. О стилистической системе Зощенко//Русское языкознание. Вып. III. Алма-Ата, 1975).
Впервые — Красный ворон, 1923, № 42; под названием «О том, как Семен Семенович в аристократку влюбился». Под названием «Аристократка» впервые вошел в сборник «Аристократка», Пг.; М., 1924.
Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Л., 1986. Т. 1.
В 20-е годы В. Шкловский писал: «Зощенко работает на том, что сказчик-обыватель, говоря, разоблачает сам себя. Пример — «Аристократка». Тут читатель не воспринимает события так, как их сказывают. Суетливость и обстоятельность сказчика мотивируют его неведение вещей. Он занят сперва водопроводом и уборной, потом пирожным. Он не видит себя со стороны. Читатель испытывает, видя человека в двух планах, чувство превосходства, достигается «выпуклость» предмета. Читатель как будто сам догадывается, что можно увидеть предмет иначе» (Шкловский В. О Зощенке и большой литературе//Там же. С. 22).
Детальный анализ развития сюжета и психологии персонажей рассказа «Аристократка» дан в книге Дм. Молдавского «Михаил Зощенко. Очерк жизни и творчества». Исследователь отмечает: «Образы уравновешивают друг друга. Ни о каком сочувствии к ним и речи быть не может. Спокойствие и эпический холодок лишь оттеняют гражданскую позицию автора. Этому способствует и ритмика рассказа, очень четкая и равномерная, взятая в одном сложном размере, местами приближающемся к гекзаметру. Несоответствие ритма повествования и темпа событий также один из источников комического» (Молдавский Дм. Михаил Зощенко… Л., 1977. С. 118–119).
Впервые — Смехач, 1924, № 1. Публиковался также под названием «Рассказ о собаке и собачьем нюхе». Вошел в сборник «Рассказы», Л., 1925. Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
Впервые — Бегемот, 1925, № 10. Вошел в сборник: Рассказы (на обл.: Избранные юмористические рассказы). М., 1925.
Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
Впервые — Бегемот, 1926, № 43; под названием «Сложный механизм». Под названием «Театральный механизм» входил в сборник «Нервные люди» (Харьков, 1928), а также во 2-й том Собрания сочинений М. Зощенко (Л., 1929). Под названием «Монтер» впервые вошел в сборник «Мещанский уклон», Л., 1927.
Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
(Комментарии составил В. П. Семенко)
1920-е годы — период расцвета новеллистического дарования Вс. Иванова. Среди важнейших новеллистических сборников, изданных Вс. Ивановым в 20-е годы: Седьмой
Внимание критиков в новеллистике Вс. Иванова привлекли прежде всего концепция человека и тип героя. При этом преобладающим в критике было мнение, что писатель разделял представление о человеке как природно-биологической особи, сформированной властью земли. В. Полонский считал Вс. Иванова «поэтом земли» и полагал, что он развивает концепцию «голого человека», человека «между лесом и зверем» (Полонский Вяч. Всеволод Иванов//Полонский Вяч. Очерки современной литературы. М., 1930. С. 43). С. Пакентрейгер был убежден, что писатель «не знает граней, отделяющих человека от зверя» (Пакентрейтер С. По следу зверя//Всеволод Иванов. М., 1927. С. 155). О. «голосе «звериного бога» в рассказах В. Иванова писал В. Л. Львов-Рогачевский (Современник. 1922. № 1. С. 160).
Подобные суждения звучат и в некоторых современных исследованиях: «Цельные, могучие герои «Партизанских повестей», отдельных рассказов «Седьмого берега», как правило, не пытаются уйти из-под власти земли, господствовавшей над ними, бездумного следования инстинктам, они пребывают в единстве с миром природы, сильны своей слиянностью с Ним. Мировосприятие, социальное поведение мужиков определены именно растворимостью их в природных ощущениях» (Краснощекова Е. А. Всеволод Иванов и ранняя советская проза (Проблема биологизма)//Ученые записки Омского пединститута им. А. М. Горького. 1970. С. 7). С этой концепцией полемизирует, например, Н. Великая. По мнению исследователя, «концепция «биологического», «природного человека», свойственная писателю, не опиралась на всю систему его образов…» (Великая Н. И. Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов. Владивосток, 1975. С. 41).
Современная писателю критика затрагивала также тематический, аспект рассказов Вс. Иванова: см., напр., предисловие Е. Перлина в книге «Революционная проза» (сб. I, 1924), статью К. Н. Лавровой «У книжной витрины «Круга» (Горн. 1923, № 29. С. 159–161), статью Д. Четверикова «Литературные характеристики» (Звезда. 1923. № 2. С. 243).
Рассказы Вс. Иванова — очень важный материал для наблюдений над попытками новой литературы познать внутренний мир человека революционной эпохи. Надо отметить, что если одни критики отвергали наличие психологизма у раннего Вс. Иванова, то другие настаивали на особом подходе писателя к изображению психологических процессов. Так, например, Ж. Эльсберг писал, что у Вс. Иванова нет изображения психологии, «если под ней понимать течение мыслей, формирование характера, трансформацию качеств» (Эльсберг Ж. Творчество Всеволода Иванова//На литературном посту. 1927. № 19. С. 41). «[…] основой психологического метода Вс. Иванова является передача сложных смутных ощущений, причем даже такая передача, которая абсолютно чужда. анализу, разложению, даже простому пониманию психологических процессов» (там же, с. 48). В. П. Скобелев же по этому поводу замечает, что «ивановская новелла рассматриваемого периода, с одной стороны, тяготеет к раскрытию психологии героя, а с другой — отказывается от аналитического наблюдения, от рационалистически выверенного истолкования внутреннего мира персонажей, от введения описаний, которые представляют собой целые блоки непосредственно зафиксированных переживаний действующих лиц» (Скобелев В. П. Поэтика рассказа. Воронеж, 1982. С. 61. См. также: Краснощекова Е. А. А. Платонов и Вс. Иванов (вторая половина 20-х годов)//Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. Воронеж, 1970. С. 149–151). В специальной монографии, посвященной творчеству Вс. Иванова, исследовательница обращает внимание на то, что «поворот к психологизму, у большинства писателей осуществившийся в романе, у Вс. Иванова не случайно совершается в новелле» (Краснощекова Е. А. Художественный мир Всеволода Иванова. М., 1980. С. 128).
По мнению современного исследователя, «интерес Иванова к психике «примитивного человека» — это прежде всего интерес к сложному в ней, к тому, что заставляет искать в ней еще не проявившееся, несостоявшееся» (Гладковская Л. А. Всеволод Иванов. Очерк жизни и творчества. М., 1972. С. 43).
Впервые — в альманахе артели писателей «Круг», кн. 4. М.; Л., 1925.
При включении во второе собрание сочинений (Иванов Вс. Собр. соч. В 8-ми т. М., 1958–1961) автор подверг рассказ переработке, при которой была нарушена эстетическая и идейная цельность произведения.