Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
Рузаев любил свою жену, простую русскую женщину. В послевоенные годы мужчин было мало. В офицерском клубе на танцы собиралось много девчат. Но Рузаев познакомился со своей любимой вовсе не на танцах, а на подшефном заводе, где она работала в швейном цеху.
Рузаев с нежностью вспоминал свое рыжее, все в мелких веселых веснушках, счастье. Он залез в карман и достал фотографию. Анастасия улыбалась своей беззаботной широкой улыбкой, а к ней прижимались две счастливые девочки
Сразу после училища Рузаева отправили служить в Белоруссию. Анастасия, только ставшая его женой, попрощалась с родителями и поехала с ним. Медовый месяц
Однако настал момент, когда командование вспомнило о Рузаеве. Это был год полета первого спутника и год рождения его второй дочери. Рузаева вызвали в штаб округа и рассказали о новейшем оружии, для использования которого нужны связисты. Рузаев знал радиолокацию и работал с ней, и предложение освоить новую технику не вызвало удивления. Именно поэтому в шестидесятом году подполковник Рузаев принял под свое командование первый в Союзе зенитно-ракетный дивизион.
Любимая его жена Анастасия и две любимые дочери вернулись на родину, в Свердловск. Рузаев был счастлив таким поворотом судьбы. Он любил их, и не было у него на свете ничего дороже семьи и социалистического Отечества. Их он защищал, и готов был защищать до последней капли крови.
***
Вагон качало. В воздухе пахло порохом. Американские империалисты вновь тянули свои лапы через океан. Рузаев последний раз посмотрел на фотографию и убрал ее понадежнее. Они расстаются ненадолго. Он только обучит вьетнамских товарищей, и сразу же вернется. И любимая жена в честь его приезда испечет пирог. Они сядут за стол, и он будет рассказывать им, как он их любит. А потом, когда дети лягут спать, они с Настей выключат свет, подойдут к окну и будут долго-долго целоваться, пока не занемеют губы.
Глава 6. Как лейтенант Кашечкин встретился с отцом Светы и что из этого получилось
Не могу на родине томиться
Прочь отсель, туда, в кровавый бой.
Там, быть может, перестанет биться
Это сердце, полное тобой.
Михаил Лермонтов
По окончании учений, когда часть возвратилась в постоянное расположение, Кашечкин уговорил комбата командировать его в Москву на три дня, отвезти рапорт о проведении учений в штаб. Желающих было много, но Кашечкин назвал одну из самых веских причин, а именно показал стопку писем, полученных от Светы. Эти письма Света писала в университете и передавала подруге Людмиле. На Людкин адрес писал и Кашечкин. Комбат внял, оценил ситуацию и одобрил:
– Добро. Командирую. Только там – без глупостей. Девушке голову не морочь, отца ее уважай и сразу доложись ему. Приедешь с женой – выделю комнату в общежитии.
В Москву поезд пришел рано утром. Кашечкин сразу отправился в канцелярию штаба, посидел в приемной, сдал пакет и получил распоряжение явиться на следующий день ровно в двенадцать ноль-ноль за документами.
Получив разрешение отбыть, Кашечкин радостно побежал к матери, которая по случаю приезда сына отпросилась с работы и теперь стряпала, варила, жарила и пекла, не зная, чем порадовать сыночка. К ее радости приобщилась соседка, которая сделала пробу со всего, что готовилось. Вскоре ожидали прибытия отчима с запасом водки, и праздник по всем признакам ожидался удачным.
Отчим явился даже раньше, с двумя бутылками водки. Втроем сели за стол в комнате, и Василий начал рассказывать о службе. Говоря о командировке, он не стал скрывать способа, которым уговорил комбата.
– Вот видишь, какая девушка хорошая! – обрадовалась мать. – И домой съездить помогла, и то, и се… Жениться тебе надо!
– Да я не против, – развел руками Кашечкин, – вот только отец у нее сердитый.
– Отец – это святое! – подал голос уже изрядно набравшийся отчим. – Отца слушаться надо!
– Я с ним еще и не разговаривал.
– А сама-то она как, сказалась отцу? – встревожилась мать.
– Я ее еще и не спрашивал. Я даже не спрашивал, пойдет ли она за меня замуж. Но она меня любит!
– Нельзя под венец без отцовского благословения! – опять подсказал отчим.
– Нельзя. А то давай, честь честью, мы с отцом, – мать кивнула на отчима, – съездим к ним, просватаем…
– Да бросьте вы, мама, эти старорежимные штучки! – не выдержал Кашечкин. – Все о свадьбе говорите, а мы с ней всего неделю и виделись, да меньше чем полгода переписывались! Нам получше друг друга узнать надо.
– До революции, – отчим наставительно поднял заскорузлый указательный палец, – все решали родители. А молодые друг друга до свадьбы и не видели.
– Папа, – спокойно отвечал Кашечкин, – ведь не при царе живем. При социализме живем!
–Да, – кивнул отчим, – при социализме.
Неожиданно в дверь постучали, и в проем просунулась голова дяди Сережи, который, видимо, уже принял с устатку.
– Там это, телефон! – произнес он после некоторой паузы.
– Кого, меня к телефону? – мать привстала.
– Нет, его! – сосед сделал неопределенное движение головой и с грохотом захлопнул дверь.
– Иди, отец, поговори. Кто это тебя в такое время?
– А, небось с завода. Случилось у них там что, выйти в смену попросят. Не пойду! – Он мотнул головой и вышел.
Не было его довольно долго. Мать успела дать сыночку пару пирожков к супчику и пояснить, что вкусно готовить и содержать хозяйство может только хорошая жена. Они с отчимом, мол, добра ему желают, и жаль, что он еще не познакомил их со своей девушкой. Кашечкин молча жевал.
Дверь распахнулась, и на пороге появился отчим, неожиданно протрезвевший.
– Это не меня. Это его хотели. – Он показал на Кашечкина и добавил: – Это ее отец!
– Что? – Кашечкин вскочил.
– Сиди, – вяло махнул отчим и снова сел за стол, – я уже поговорил. Как отец с отцом!
– О чем? – хором спросили мать с сыном.
– О детях! Я сказал, что безобразия не допущу! И готов поговорить с ним с глазу на глаз!
– А он?
– А он сказал, что через десять минут приедет.