Совок 11
Шрифт:
Этот вопрос оказался для меня неожиданным. Несмотря на то, что совсем недавно его со мной уже обсуждал главный милиционер области. По всему выходило, что, не добившись понимания от меня, он поступил по-генеральски. То есть, не мудрствуя лукаво, просто решил через моё непосредственное руководство поставить меня перед фактом. Что ж, дёшево и сердито. И ведь, как оперативно сработали! Когда он меня уговаривал свалить на море, конкретных путёвок еще не было. А тут и путёвки, и они уже в РОВД. Значит, у той стороны реально уже пригорает и москвичи уже на подлёте.
— Понятия не имею, товарищ майор! — твёрдо решил я идти в несознанку, — Происки недоброжелателей! Гнусные интриги и инсинуации! По сроку службы не заслужил я еще санатория! Тем более двух путёвок сразу! — по совету Дергачева я решил на какое-то время погрузиться в образ дремучего имбицила.
По кабинету прошла волна эмоциональных и не совсем дружественных мне возгласов. Коллеги, забыв про присутствие узурпатора, нешутейно взволновались. Надо полагать, вопиющей социальной несправедливостью. Уже сам по себе сдвиг моего отпуска из бестолково-холодного ноября в самое начало бархатно-еврейского сезона им был непонятен и не приятен. Он моментально спровоцировал разброд и шатания в умах всполошившихся коллег. А две путёвки на одно лицо следака-первогодка окончательно надломили их разум и адекватное восприятие объективной реальности. Пламя латентной дедовщины, своим ядовитым языком с безжалостным коварством лизнуло сердце и печень каждого из присутствующих.
Кажется, Алексей Константинович Данилин еще и сам не понимал, что он только что натворил вгорячах. Какого джина он, не подумав, выпустил из бутылки. Видать, он и сам еще не успел осмыслить специфику полученной сверху указующей новости. И потому так непозволительно прокололся. Коллеги начали недобро между собой переглядываться. Уже кипел их разум возмущенный.
— Это черте, что! Да, что же это такое, товарищи?! — с возмущенной плаксивостью воскликнула старший следователь Шичко, — Я без малого двадцать пять лет в органах и еще ни разу не получала путёвку на море! А, если и отдыхала по каким-то путёвкам, то в пределах соседних областей! На море ездила только за свой счет! А у меня, между прочим, хронический эндометрит! И не хер тут улыбаться! — злобно заозиравшись на коллег, с утробным надрывом взвизгнула Римма Моисеевна, безвозвратно теряя остатки постклиматерического здравомыслия и самообладания.
Хотя никто вокруг и не улыбался. Народ еще не успел переварить услышанное. Каждый из присутствующих пока еще индивидуально прислушивался к своим персональным ощущениям в области тонкого кишечника и селезeнки. Всеми фибрами души переживая. Относительно непреодолимой подлости мироздания вообще и вот этого жизнерадостного подонка Корнеева, в частности. Которому и отпуск в сентябре, и путёвка в Сочи. Две путёвки, сука! Две!!
Поймав на себе более десятка недружественных взглядов, я поёжился. И не только мысленно. Еще минуту назад меня здесь недолюбливал только Данилин. Ну и Ахмедханов еще до кучи, куда ж без него. Все остальные относились ко мне, если и не с любовью, то, по крайней мере, без неприязни. Теперь же всё изменилось.
— А для кого вторая путёвка? — с неестественной улыбкой Гуинплена повернулась ко мне Лида Зуева.
Ответа на этот вопрос у меня не было. А, если бы и был, то успокоить Лидию Андреевну я не успел бы в любом случае.
— Для какой-то Галины Эдуардовны Вороновой, — снова и совсем не к месту, проявил инициативу Алексей Константинович, — Кто она, эта Воронова, Корнеев? Кто эта Галина Эдуардовна? — выражение лица у майора было такое, что я за одну секунду понял. Если не всё, то кое-что из его негатива по отношению к себе.
Судя по всему, товарищ Данилин тоже был обойдён халявной путёвкой на тёплое море. А уж двумя и сразу, так это к бабке не ходи!
— Воронова? Галина?! — нелогично вместо Лиды взвилась со стула всем своим центнером живого сала Римма Моисеевна, — Нет в Октябрьском никакой Вороновой Галины Эдуардовны! И никогда не было! Я здесь восьмой год батрачу и никакой Вороновой не помню! Товарищи, это же возмутительно! — завращала она свиной шеей, которая прямо от её вибрирующих щек плавно растекалась по еe покатым, как у борца, плечам.
— Тих-ха! — наконец-то взялся за ум начальник следственного отделения, — А ну замолчали все! — начал гасить он сарай с дерьмом, который сам же и подпалил минуту назад.
— Это та дама, с которой ты тогда приезжал? — в его глазах начало появляться пока еще смутное понимание.
А Лида, между тем, пожирала меня своими выразительными глазами. Которые уже неумолимо наполнялись влажным блеском. И я ничего не мог ей ответить. Лиду было жалко до еe слёз.
Не прислушавшись к команде начальника, народ продолжал роптать. Униженные и оскорблённые следователи жаждали справедливости. Все они хотели дармовых путёвок в Сочи. Хотя бы по одной. Но лучше, если по две. Или вообще, из расчета по членам семей. С учетом непрописанной, но третий месяц не уезжающей домой, в Чебоксары тещи. Или по выслуге лет. Именно эти суетные и жаркие рассуждения сейчас шелестели среди обеспокоенного личного состава СО.
Данилин уже понял, что он натворил. Но вместо самокритичного осмысления им содеянного, он еще больше озлобился на меня. Что ж, иногда и на старуху бывает проруха.
— Забирай! — протянул он в мою сторону какие-то бумажки, — Выписка из приказа и обе путёвки! Ну, чего ты застыл, как столб соляной, забирай, говорю! — нетерпеливо тряхнул он перед коллективом генеральским приветом. Как тореадор красным плащом перед стадом быков и бычиц, — Ты там будешь в море плескаться, а мы тут, уж так и быть, за тебя поработаем! — не удержался он от шпильки в мой адрес, находясь по уши в своём недомыслии.
Следственный аппарат замычал еще громче. Невнятно, но с полным неодобрением происходящей на его глазах лютой несправедливости.
У меня никак не отвязывалась от ума досадливая мыслишка. О том, что сослуживцы готовы меня сейчас линчевать за то, от чего я сам готов отстреливаться до последнего патрона. Для себя я уже давно решил, что никуда я из города не уеду. Уж в ближайший-то месяц, это абсолютно точно!
— Я, товарищ майор, еще раз повторяю, что по утверждeнному вами графику отпуск у меня в ноябре! И поэтому ни в какие Сочи я не поеду! — состряпав на лице непримиримый дебилизм выпускника гамалеевской вспомогательной школы, категорически заявил я. — А путёвки эти отдайте нуждающимся! Вот Шичко их отдайте. Обе! Пусть свой хронический эндометрит двойной пайкой лечит!
После этих легкомысленных слов, в данилинском кабинете случилась звонкая тишина. Вдруг и сразу. Следователи простые и следователи старшие смотрели на меня, как мне показалось, с одинаковым выражением лиц. Понять которое мне было трудно. Поначалу. А потом до меня дошло, что мне поверили. Всё-таки удачно нас тогда в шестом классе свозили в Гамалеевку. Уже забыл за давностью лет, зачем. То ли с шефским визитом, то ли на экскурсию, чтобы посмотреть на более дефективных сверстников. Помню только, что пели мы там хором и читали стихи перед такими же малолетними олигофренами. И глаза их с лицами, я тоже помню до сих пор. Теперь вот пригодилось, наверное.