Совок – 3
Шрифт:
– Держи, это его ствол! – я передал револьвер оперу, – Эксперту надо будет сказать, чтобы пояс с его штанов срезал. Или пусть прокурорский лучше целиком штаны с трупа изымет! Злодей-то вроде бы не обосрался. У него там на поясе с внутренней стороны наверняка следы смазки есть. И вообще, хер его знает, где и с кого он этот наган снял!
Я направился на кухню. Пора было высказать моей любимой, все, что наболело. Галя, она же Наташа, сидела в углу на табуретке, откинувшись к стене. Болезненно кривясь и утираясь мокрым полотенцем. На девушку надели браслеты и красавицей она теперь уже не выглядела. Ее лицо, еще совсем недавно бывшее красоты неземной, теперь распухло и было в кровавых разводах.
Жалко девку. Даже при том, что она хотела меня убить. Воронецкого совсем не жалко, а ее жалко. Почему так? Ущербная психика моей кобелирующей личности?
– Что ж ты, солнце мое, не успел я задремать, а ты уже постороннего мужика в дом привела?! – начал я изводить девушку ревнивыми попреками, присев напротив неё.
Подельница Воронецкого даже не посмотрела на меня. Было видно, что она в полном сознании и все слышит, но так и не посмотрела. Только полотенце прикладывала к лицу, промокая текущую из носа кровь.
– Станислав, там все чисто, а за этой присмотри, я пока пойду отзвонюсь! – повернулся я к Гриненко. – Придется идти на улицу, теперь никто из соседей до утра дверь в этом подъезде никому не откроет. Даже дорогому Леониду Ильичу.
Я посмотрел на опера и, терпеливо дождавшись его кивка, вышел из квартиры. Надо было поспешать.
В подъезде, этажом ниже я достал из кармана снятые с трупа документы. Права были оформлены на Воронецкого Анатолия Павловича 1944 года рождения. А вот техпаспорт на автомобиль ВАЗ 2101, госномер 24–65 КШВ принадлежал неизвестному Карабанову Петру Ивановичу. Нотариальная доверенность от которого была выписана все на того же Воронецкого.
Время поджимало, надо бегом искать бандитское авто и звонить в дежурную часть РОВД. Кто-то из соседей по 02, скорее всего, уже отзвонился, но и мне тоже надо это сделать. И, по возможности, без промедления!
Бежевая «копейка», как и положено, стояла во дворе соседнего дома. Быстро открыв ключом дверь, я начал обыск. В бардачке мелочевка и ничего интересного. Связка явно гаражных ключей нашлась в нише под самодельным подлокотником.
В багажнике тоже ничего интересного. Протерев своей вязаной шапкой все, чего касался руками, я аккуратно замкнул машину и поспешил к гастроному, где был ближайший телефон-автомат.
До обеда следующего дня меня тиранили и свои, и прокурорские. Сначала после моего звонка приехала следственно-оперативная группа. А следом за ней дежурный следователь прокуратуры. Потом косяком потянулись руководящие товарищи из обоих ведомств. Сонные и по своему обыкновению шибко недобрые. Начиная с начальника РОВД и заканчивая первыми руководителями городского УВД и столь же городской прокуратуры.
Довольно скоро мне надоело быть гвоздем программы, да и спать очень хотелось. Как будут объединять дела, по каким эпизодам и кто будет дальше вести расследование, меня отныне не волновало ни разу. Своё я уже прокукарекал и сделал это очень громко, а теперь пусть хоть и не рассветает. После такой громкой поножовщины никто меня уже не подвинет от корыта со сгущенкой. То бишь, с поощрениями. Слишком уж резонансно я все обставил для того, чтобы местные правоохранительные совкнязьки смогли забыть меня в своих победных реляциях в столицу. Особенно поначалу. Когда труп с огнестрелом уже есть, а уверенности в правомерности применения ментом табельного оружия еще нет. Да, на день-два-три, это будет рак мозга руководящих мною товарищей, но никак не раком моей головы.
А мне теперь только отдых! Поиск и шмон разбойничьих закромов будет уже завтра. Всё, всё завтра…
Глава 20
От сдачи табельного оружия меня освободили, изъяв его как вещдок. Также изъяли все три гильзы и пулю от дневного предупредительного выстрела в кресло. Пулю эксперт долго выпиливал из второй столешницы стола-книжки. Первую она, как и кресло, прошила насквозь, выломав кусок деревоплиты. Короче, с бытовым пулеулавливателем я не ошибся. И пулю искать не надо, и рикошета по комнате никакого. Потом увезли труп Воронецкого. До него, под конвоем, убыла на больничку Галя-Наташа. Вызывать ей на место преступления скорую не стали. Гусаров и Гриненко робко жались по углам и дисциплинированно отвечали на вопросы руководящих товарищей. Надеюсь, что отвечали именно так, как мы и договорились.
В общих чертах, все шло по плану. Оставалось только отыскать пресловутый злодейский гараж. И сделать это надо еще до того, как его сдадут либо Сивый, либо Гущин, либо Кладов, либо моя любимая. То, что до гаража в самом скором времени доберутся, я не сомневался. Уже сегодня в Главке УР МВД СССР сформируют группу и завтра или, край, в понедельник она будет здесь. За день-два-три, эти матерые волки по особо важным делам, размотают всех закрытых на чулан злодеев. И всех расколят до жопы, и, следовательно, гараж вычислят тоже. Эти ребята миндальничать не будут, им министру докладывать. А идти к министру на доклад без результата, дураков там нет. У москвичей просто так не принято. Запросто можно старшим опером в Анадырь уехать.
Но отдавать этот гараж до того, как побываю в нем сам, я не хотел никому. Так как понимал, что вероятнее всего, именно там находятся бандитские закрома. А все, что добыто в бою, взяткой не считается. Такое вот мое правило. И пусть тот, кто докажет мне обратное, ничего в меня не бросает. Иначе поссоримся. Да и не докажет мне никто моей неправоты, касаемо трофеев. Для этого надо этому кому-то сначала пройти рядом со мной 90-е, потом вздорный кауказ. И при этом еще не скурвиться.
Выпроводив из квартиры всех отбывших свой номер правоохранителей, я начал собираться. Для начала я свернул в рулон пропитавшийся разбойной кровью палас и вынес его на балкон. Прикинув его примерную стоимость, на случай, если не удастся впарить его труженикам химчистки. Ведь ковры, кажется, здесь дефицит. Потом кое-как пристроил в коробку дверь, закрепив ее новыми шурупами в петлях и прикрутив на место планку замка. Затем достал с антресолей дермантиновую спортивную сумку с заранее приготовленным инвентарем. В сумку уместились фонарик и три запасных батарейки. Батарейки были картонные и круглые, и своим весом внушали уважение. Туда же пошли перчатки из кожзама и почти такая же фомка, как та, которой ныне покойный Воронецкий намеревался проломить мне голову.
Найти и выпотрошить бандитское логово нужно сегодня. Пока еще в горячке событий никому до меня нет дела. Ибо уже в понедельник мне приставят ноги. А под приглядом «седьмого цеха» ничем предосудительным особо не позанимаешься. В том, что сейчас пока что спина у меня чистая, я был уверен. Местные начальники сейчас озабочены своей судьбой и всячески встраиваются в раскрытие. Иначе будут негативные оргвыводы уже в отношении них самих. За процветавшую у них под носом банду милицейских начальников по голове не погладят. Короче, им сейчас не до меня.
А вот москвичи, те сразу обложат своим вниманием не по летам шустрого лейтенанта. В Главке ребята тертые, им достанет мозгов оценить безупречно спланированную и реализованную операцию. И, как по учебнику проведенную ликвидацию главного фигуранта. Опять же, обе пули я ему положил в левую сторону груди и надо сказать, положил, до бесстыдства, очень кучно. По совокупности, мои действия никак не проецируются на недавнего выпускника гражданского юрфака. Хоть им и нечего мне предъявить, но они обязательно напрягутся. Я бы на их месте точно напрягся. Всех задержанных они, конечно же, растрясут, но параллельно свои ритуальные пляски москвичи начнут от печки, то есть от меня. Да и хрен на них, обломаются они на мне! Лишь бы Гусаров и Гриненко не поплыли. Это хорошо, что они обо всём знают мало!