Совок 9
Шрифт:
— Во двор? — подъезжая к зданию УКГБ, спросил он, глянув в зеркало на офицеров доблестной госбезопасности.
— К подъезду! — не стал меня интриговать старший из чекистов и безучастно уставился в окно.
Меня такой ответ порадовал. Поскольку я хорошо знал, что во дворе у них находится вторая половина следственного изолятора 42/1. Намного меньшая, чем та, которая обслуживала соседствующее с УКГБ областное УВД.
Стало быть, даже для морального, вернее, аморального давления на меня, сходу в камеру меня не засунут. Это умозаключение также добавило мне изрядную долю оптимизма.
— Приехали, выходи! — скомандовал мне в затылок старший, когда машина остановилась у бордюра неподалёку от центрального входа.
Я вылез на тротуар и не оглядываясь, пошел ко входу с солидной вывеской.
Смежники решили не повторять своих прежних ошибок и быстро догнав меня, пристроились по бокам. Прапорщик, стоявший на входе, тщательно рассмотрел документы у всех троих, хотя было заметно, что сопровождающих меня товарищей он знает и видит не в первый раз.
Граждане чекисты повели меня на третий этаж. Причем теперь я на самом деле шел под конвоем. Шагая за старшим и попутно слушая, граничащие с угрозами замечания молодого. Судя по тому, что младоворчуна-грубияна никто не окорачивал, его хамское поведение было частью заранее согласованной ими программы. Дети, ей богу!
Тормознув меня у двери с номером триста двадцать шесть, один из гэбистов зашел в неё, а второй остался приглядывать за мной.
— Заходите, Корнеев! — почему-то решил быть вежливым из приоткрывшейся двери конвоир.
Войдя в кабинет, я увидел одетого по форме полковника и некрасивую женщину в цивильном. Сидевшую в углу за небольшим столиком с печатной машинкой и стопкой чистых листов. То, что при разговоре будет присутствовать стенографистка, было для меня, с одной стороны, хорошо. А с другой, не так, чтобы очень.
Беспределить при бабе, даже с учетом, что она своя, чекисты вряд ли будут. И это мне в плюс. Но её наличие означает, что беспределить им и не надо, так, как и так всё известно. И вот это хорошим быть для меня не может.
— Проходите, гражданин Корнеев! — неулыбчивый полковник указал мне на добротно сработанный дубовый стул перед столом, за которым он сидел. По металлическим уголкам, которыми был прикреплён к полу этот стул и по скудости интерьера помещения, я сделал вывод, что полкан здесь не постоянный обитатель. Так и не поняв причины, по которой он не счел нужным беседовать со мной в своём кабинете, я расположился на стуле.
— Вы его досмотрели? — бесцветным голосом обратился он к доставившим меня хлопцам.
— Никак нет! — молодцевато и без виноватости в голосе, ответил ему старший пары.
— Почему? — неодобрительно поинтересовался полкан, — Задержанных обычно досматривают! — с нотками сарказма выразил он своё неудовольствие, — Особенно таких, как этот гражданин. История с Зубковым и Григорьевым вас, капитан ничему не научила? Встаньте, Корнеев! И достаньте всё из карманов! — повернув ко мне голову, велел полковник.
Пришлось снова подняться, после чего я неторопливо стал выполнять указание комитетчика, доставая из карманов их содержимое на стол. Размышляя попутно, что гордыня есть не только грех, но и величайшая глупость. Присутствовавшие в этом кабинете, явно считали меня недоумком. И вели себя соответственно. Не утруждая свой мозг мыслями, что безусый милицейский летёха может быть прошаренным опером со стажем в десятки лет. А еще неплохим аналитиком. Который, мониторя ситуацию, замечает все нестыковки и делает, исходя из увиденного и услышанного свои, отнюдь не бестолковые выводы.
— Завтра вас, лейтенант, этапируют в Москву, а пока давайте, побеседуем!
По-прежнему, без проявления эмоций, предложил мне скучный полковник после того, как я освободил карманы. А самый младший из них удостоверился, что я ничего не утаил.
— Давайте! — не стал я ему перечить, — Вопрос разрешите?
Полкан промолчал, не снизойдя до ответа. Однако, смотрел он на меня, словно ожидал чего-то еще. И я продолжил.
— Во-первых, скажите, как к вам обращаться? Представьтесь, пожалуйста! А во-вторых, мне бы хотелось знать, генерал Бессонов в курсе того, что в данный момент здесь происходит? — я, как мог, старался так же, как и полковник, изъясняться с максимальным равнодушием.
— Что касается генерала Бессонова, могу вам с уверенностью сказать, что в ближайший месяц он будет находиться далеко отсюда, — губы полкана слегка растянулись в усмешке, — А ко мне, Корнеев, вы можете обращаться в соответствии с моим званием. Но только товарищем меня прошу не называть! Мы с вами, гражданин Корнеев, уже давно находимся по разные стороны закона! Вы лучше расскажите нам подробно, как вы убивали наших товарищей? Капитана госбезопасности Зубова и старшего лейтенанта Григорьева? Нам от вас, Корнеев, конкретные детали нужны, а, в общем и целом органам госбезопасности и без вас всё известно! Итак, я вас слушаю, гражданин Корнеев!
Глава 21
Гражданин полковник определённо блефовал. Ни хрена органам госбезопасности не было известно о моей причастности к утилизации двух ушлёпков. Во всяком случае, в том объёме знаний, которым им так хочется обладать. Иначе сейчас всё происходило бы по-другому. Слишком уж хорошо я знал нездоровые пристрастия птенцов Феликса. Особенно в эти самые годы, которые чуть позже люди переименуют в застойные. Именно сейчас между Андроповым и Щелоковым противоречия обострены до предела. Или около этого. Внук предприимчивого еврейского то ли аптекаря, то ли ювелира, который ради процветания своего бизнеса обрезал пейсы и перешел в православие, спал и видел, как он схарчит брежневского выдвиженца. Он собирает компромат и потаённо мечтает о своём звёздном часе.
Урождённый по матери, как Флекенштейн, Юрий Владимирович в дальнейшем данную подробность старался не афишировать. Старательно убеждая своих партийных товарищей, что его родительница в семействе выкрестов Флекенштейнов была всего лишь приёмной. Еще злые языки болтали, что Щелокова он недолюбливал не безосновательно, а заслуженно и за разное многое. В том числе и за обилие боевых орденов и медалей, которые тот по-русски бесхитростно заслужил, воюя на фронтах Великой Отечественной. Сам товарищ Андропов, большую часть своих наград получил за «заслуги перед Коммунистической партией и Советским государством». А еще за подавление восстания в Венгрии и опять же, традиционно для партийного функционера. То есть, в связи со своим пятидесяти, и шестидесятилетием.