Современная африканская новелла
Шрифт:
— Я согласна. Завтра. Я не могу больше ждать. Или ты не хочешь жениться на мне…
Почему не жениться на ней? Ведь она красивая! Почему бы и не жениться?.. Да, но люблю ли я ее в самом деле?..
Она ушла. Джону показалось, что она обманывает его и, чтобы выйти за него замуж, она придумала это. Колени его дрожали, тело обмякло. Он не мог сдвинуться с места и опустился на землю, растерянный. Пот градом катил по щекам, как будто он долго бежал под палящим солнцем. Но это был холодный пот. Он лежал на траве, думать ни о чем не хотелось. Теперь он не сможет взглянуть в глаза отцу. Или матери. Или преподобному Карстону, который так верил в него.
Джон понял, что, хотя он и получил образование, он оставался таким же беззащитным, как и все. Таким же, как Вамуху. Так почему ему не жениться
Он очнулся. Где он? Потом пришел в себя. Вамуху ушла. Она дала ему еще день. Он встал — он чувствовал себя лучше. Неверной походкой он направился к дому. Хорошо, что тьма окутала всю землю и спрятала его. Из хижин вырывался смех, оживленные разговоры или перебранка. Красными язычками мелькали из открытых дверей огоньки очагов. «Деревенские звездочки», — подумал Джон. Он поднял глаза. Звезды господа, холодные и далекие, безразлично глядели на него. Здесь и там стояли группы парней и девушек, они громко разговаривали и смеялись. Для них жизнь шла обычным чередом. Джон подумал, что для них тоже придет день испытаний, и утешился.
Снова его обуял страх. Почему? Почему! Разве он не может пренебречь всеми надеждами, которые на него возложили, всеми видами на будущее и жениться на этой девушке? Нет, нет. Он не может, и он знал, что отец и церковь никогда не согласятся на этот брак. Она совсем не училась, во всяком случае, не кончила обычных четырех классов. Если он женится на ней, он навсегда лишится возможности попасть в колледж.
Он попробовал идти быстрее. Силы возвращались к нему. Воображение и мысли уносились вдаль. Он пытался объяснить свое поведение перед воображаемыми обвинителями — как часто он это делал раньше, когда еще этого не было! Он до сих пор не знает, что ему делать. Вамуху влекла его к себе. Она была такой стройной, а ее улыбка сводила с ума. В деревне не было ей равной, и ни одна девушка не собиралась учиться, не только она. Так уж принято. Может быть, поэтому многие африканцы уезжают из дома и возвращаются женатыми? Если бы только у Вамуху было образование… И если бы не инициация… Тогда он, пожалуй, сумел бы воспротивиться воле отца…
В хижине матери все еще горел свет. Может быть, ему следовало войти туда для ночной молитвы. Но Джон прогнал эту мысль — у него бы не хватило мужества взглянуть в лицо родителям. Лампа в его хижине погасла. Он надеялся, что отец этого не заметил…
Джон проснулся рано. Он был напуган сном. Он не был суеверным, но боялся дурных снов. Ему приснилось, будто он принимает участив в обряде племени. Кто-то — он не разглядел лица — пришел и повел его, потому что сжалился над ним. Они пришли в незнакомую местность. Он оказался один. Неизвестный исчез. Появился призрак. Джон узнал его — это был дух того дома, который Джон оставил. Дух потащил его назад. Потом появился другой дух. Это был дух страны, куда он пришел. Он потащил его вперед. Духи схватились друг с другом. Потом со всех сторон явились другие духи и стали тащить его во все стороны, и тело Джона начало разваливаться на куски. А духи были бестелесны, он не мог уцепиться за них. Они тащили его, а он не мог ухватить ничего, ничего… Потом он увидел себя. А может, это был не он. Человек смотрел на девушку, девушку из легенды. Ей некуда было идти. Он подумал, что должен подойти и помочь ей; он покажет ей дорогу. Но когда он пошел к ней, то сам заблудился… Он был один… Что-то ужасное двигалось на него, все ближе, ближе… Он проснулся. Он был весь в поту.
Такие сны не сулили ничего хорошего. Они предвещали смерть. Как можно верить в сны? Он засмеялся. Он открыл окно, все было окутано туманом. Было чудесное июльское утро в его родной Лимуку. Холмы, горные хребты, долины и плоскогорья, обступившие деревню, — все потерялось в тумане. Все казалось непривычным. В этом было какое-то особенное очарование. Их долина — местность контрастов, и в разное время она выглядит совсем по-разному. Эта земля радовала Джона, и ему хотелось прикоснуться к земле, обнять ее, лечь на траву; а порой ему становились противны и пыль, и жаркое
Разговор с Вамуху вновь всплыл в памяти и парализовал его. Он сбросил одеяло и вышел на улицу. Сегодня они с отцом должны сделать закупки к отъезду. Вспомнив об отце, он опять почувствовал робость, которая вселилась в него в последние дни. От этой робости и такие натянутые отношения с отцом. Натянутые и готовые порваться. Нет, этого не должно быть… Он отбросил кощунственную мысль.
Да, сегодня день расплаты. Он вздрогнул. Надо было случиться этому именно теперь, когда он собирается уехать в Макерере.
Они отправились за покупками. Весь день он молча ходил за отцом из лавки в лавку, где они покупали необходимые в дорогу вещи у долговязых и задумчивых индийцев. И весь день Джон размышлял, почему он так боится отца. Он вырос в страхе перед ним, и трепет охватывал его, когда отец говорил или приказывал. И не его одного охватывал трепет.
Стэнли боялись все.
Он читал проповеди с большой страстью. Он истово старался не подпустить паству к вратам ада. В самые трудные времена он продолжал проповедовать, порицать, осуждать и проклинать. Каждый, кто не был спасен, был осужден на погибель. Кроме того, Стэнли был известен как строгий и неукоснительный блюститель морали, и, может быть, в обиходной жизни слишком строгой. «Фарисейской?» — подумалось Джону. Может быть… Но простым прихожанам это было невдомек. Если кто-нибудь из пожилых верующих нарушал правила, он изгонялся из общины или совсем отлучался от церкви. Молодые мужчина и женщина могли быть отлучены, если их замечали стоящими рядом так, «что это порочило церковь и нормы поведения, данные им от бога». Как будто это не одно и то же. И многие парни пытались служить двум божествам, встречаясь ночью со своими девушками, а днем посещая церковь. Выбирать было нечего — церковь не покинешь.
Стэнли добровольно был духовным отцом всем людям в деревне. Для этого необходимо было быть строгим к себе. И поэтому он требовал от членов своей семьи, чтобы они были примером для остальных. И главным образом поэтому он хотел, чтобы его сын учился дальше. Однако было в его истовой вере и нечто другое. Он сам согрешил до женитьбы. Стэнли сам втайне был сыном тех противоречий, из которых была соткана нынешняя жизнь его деревни.
Покупки не заняли много времени. Отец не нарушал безмолвия, установившегося между ними, и ни словом, ни намеком не упомянул о прошедшей ночи. Они пришли домой, и Джон думал, что еще день прошел, когда отец позвал его.
— Джон.
— Да, отец.
— Почему ты не был вчера на молитве?
— Я забыл…
— Где ты был вечером?
Почему ты спрашиваешь меня? Какое право ты имеешь допрашивать меня? Когда-нибудь я восстану против тебя! Но очень быстро Джон почувствовал, что миг восстания утрачен, если только что-нибудь не подтолкнет его. Для этого нужен был человек, обладавший чем-то, чего был лишен Джон.
— Я, я, я хочу сказать, я был…
— Ты не должен ложиться без молитвы. Сегодня я жду тебя.
— Я приду.
Джон вышел успокоенный: отец не знает.
Вечером он украдкой, как и в прошлый раз, оделся и нетвердыми шагами направился к роковому месту. Ночь расплаты наступила. А он так ничего и не придумал. После этой ночи все будут знать. Даже преподобный Карстон узнает. Он вспомнил преподобного Карстона и последние слова, которыми тот благословил его. Нет! Он не хотел вспоминать. К чему? И все же слова всплыли в памяти. Они словно висели в воздухе и светили во мраке его души. «Ты идешь в мир. Мир ждет, подобно алчущему льву, чтобы проглотить тебя. Поэтому говорю: берегись мира. Иисус же сказал: стойко держись…» Его тело пронзила настоящая боль от этих слов. Преподобный Карстон предвидел его падение. Да! Он, Джон, будет низвергнут прямо в открытые его ради врата ада. Да! Он видел все это предельно ясно, и все люди увидят, и будут сторониться его, и будут бросать на него косые взгляды. Воображение Джона безмерно увеличивало меру его падения с вершин благодати. Боязнь людей и последствий заставила его с диким страхом ждать самого худшего…